Влетев в комнату, Александр тормозит себя за скатерть, утаскивая из-под глаз Августы учебник "География".
- Ты чего это? - Августа подтаскивает учебник обратно.
- Фашистка!
- Кто?
- Тюха-Матюха проклятая!
- Конечно, фашистка. Ты что, об этом только сегодня узнал? - И, зажав ладонями уши, Августа снова уходит с головой в учебник.
Он взбирается на подоконник и прикладывает горящее ухо к холодному стеклу.
- ...но это грубая ошибка, - бубнит сестра. - Географическая среда не является существенным признаком, определяющим характер того или иного общественного строя. Так, например, климат в нашей стране и климат в США различаются незначительно, однако, как мы знаем, развитие общественного строя в США отстало от развития общественного строя в СССР на целую историческую эпоху...
За окном, в колодце каменном, взвивается, бьется и воет ночная пурга.
Он бросает взгляд направо, на окно кухни. Оно обморожено по закраинам, а в центре, освещенная тусклой лампочкой, ведьма с короткой стрижкой и озлобленным лицом неслышно разевает рот, размахивая в такт оловянным половником.
ГОЛЫЕ ЖЕНЩИНЫ
Из школы девочек Aвгустa приносит весть о том, что в бане сегодня женский день.
Я пользуюсь случаем показать, как хорошо дается мне раскатистое русское "р":
- Ура! Ур-р-ра! - и бросаюсь за давно не мытым резиновым Мамонтом.
- Пора ему уже с мужчинами ходить, - говорит дедушка.
- Где их взять-то, мужчин?
- Со мной бы тогда отпустила.
- С вами? Как же!.. Когда вы до баньки пиво, а после - прямо в шашлычную на угол.
- Национальный обычай, Любовь. После баньки - знаешь? - хоть укради - да выпей.
- Вот я и говорю, Александр Густавович: с нами оно верней. Пусть пользуется, пока возраст позволяет.
- Да возраст-то уже того... На лимите.
- Ничего, еще пока пускают нас, - говорит мама обо мне. - Мы ведь еще не понимаем ничего - да, сынуленька? Ну-ка посмотри мне в глаза!..
В ущелье улицы кружится снег. У винного магазина толпятся мужчины. Завидуя, что сегодня не их день мыться, мужчины кричат нам вслед разные глупости, на которые обращать внимание нельзя.
Мы сворачиваем в Чернышев переулок.
Перед входом в баню - длинная очередь. Как в магазине, но только здесь одни женщины.
- Вы нас не пропустите, - спрашивает мама, - с мальчиком?
- Еще чего! - отвечает очередь. - С мальчиком пусть папа ходит.
- Он же ребенок!
- Ребенок-жеребенок... Мы все тут с ребенками.
- Вы с девочками, а у него папы нет.
- У них тоже нет. В общем порядке, гражданка!
Мы доходим до конца очереди, и мама со вздохом прислоняется к облупленной стене. Напротив садик - за черной оградой. И мама отсылает нас туда с Августой - погулять. С трех сторон садик сдавлен глухими кирпичными стенами. Идет снег, и Августа стоит, а я гуляю по мерзлым кочкам среди кустиков. Прутья обледенели и хорошо отламываются. Кусочки прутьев я беру в рот, и на язык мне сползают трубочки льда.
- Александр!
- Что?
- Не бери в рот всякую гадость.
- Это не гадость. Это лед.
- Тем более. Нажрешься льда до бани, а потом ангину схватишь. От перепада температур. - Августа ежится, натягивает рукава на голые запястья и нескладно переминается с ноги на ногу. - Неужели тебе не холодно?
- Нет.
- Ничего, еще долго стоять. - Она шмыгает носом. - Придешь домой, спать ляжешь. А мне еще уроки зубрить на завтра.
- Про что?
- Про многое... Про Жанну д'Арк.
- Кто это?
- А я откуда знаю? Еще не выучила. Может, и не выучу: мне после бани спать охота. А завтра пару влепят, и тогда... - Августа вздыхает. - У меня еще после той порки синяки не сошли. Как раздеваться буду, просто не знаю. Со стыда сгорю... Ты нашу маму любишь?
- Я? Люблю.
- И я... Хотя мне иногда кажется, - говорит Августа, - что она не дурь из меня выбивает, а саму меня хочет убить.
- За что?
- Так. Лишняя ей я. Да и ты тоже. Из-за нас с тобой ей замуж никогда не выйти.