Михайлов остановился на минуту в нерешительности и, кажется, последовал бы совету Игнатьева, ежели бы не вспомнилась ему сцена, которую он на днях видел на перевязочном пункте: офицер с маленькой царапиной на руке пришел перевязываться, и доктора улыбались, глядя на него, и даже один - с бакенбардами - сказал ему, что он никак не умрет от этой раны и что вилкой можно больней уколоться.
"Может быть, так же недоверчиво улыбнутся и моей ране, да еще скажут что-нибудь",-подумал штабс-капитан и решительно, несмотря на доводы барабанщика, пошел назад к роте.
- А где ординарец Праскухин, который шел со мной? - спросил он прапорщика, который вел роту, когда они встретились.
- Не знаю, убит, кажется,- неохотно отвечал прапорщик, который, между прочим, был очень недоволен, что штабс-капитан вернулся и тем лишил его удовольствия сказать, что он один офицер остался в роте.
- Убит или ранен? Как же вы не знаете, ведь он с нами шел. И отчего вы его не взяли?
- Где тут было брать, когда жарня этакая!
- Ах, как же вы это, Михал Иванович,- сказал Михайлов сердито,- как же бросить, ежели он жив; да и убит, так все-таки тело надо было взять,- как хотите, ведь он ординарец генерала и еще жив, может.
- Где жив, когда я вам говорю, я сам подходил и видел,- сказал п 1000 рапорщик.- Помилуйте! только бы своих уносить. Вон стерва! ядрами теперь стал пускать,- прибавил он, приседая. Михайлов тоже присел и схватился за голову, которая от движенья ужасно заболела у него.
- Нет, непременно надо сходить взять: может быть, он еще жив,- сказал Михайлов. - Это наш долг, Михайло Иваныч!
Михаило Иваныч не отвечал.
"Вот ежели бы он был хороший офицер, он бы взял тогда, а теперь надо солдат посылать одних; а и посылать как? Под этим страшным огнем могут убить задаром",- думал Михаилов.
- Ребята! Надо сходить назад - взять офицера, что ранен там, в канаве,сказал он не слишком громко и повелительно, чувствуя, как неприятно будет солдатам исполнять это приказанье,- и действительно, так как он ни к кому именно не обращался, никто не вышел, чтобы исполнить его.
- Унтер-офицер! Поди сюда.
Унтер-офицер, как будто не слыша, продолжал идти на своем месте.
"И точно, может, он уже умер и не стоит подвергать людей напрасной опасности, а виноват один я, что не позаботился. Схожу сам, узнаю, жив ли он. Это мой долг",- сказал сам себе Михайлов.
- Михал Иваныч! Ведите роту, а я вас догоню,- сказал он и, одной рукой подобрав шинель, другой рукой дотрагиваясь беспрестанно до образка Митрофания-угодника, в которого он имел особенную веру, почти ползком н дрожа от страха, рысью побежал по траншее.
Убедившись в том, что товарищ его был убит, Михайлов, так же пыхтя, приседая и придерживая рукой сбившуюся повязку и голову, которая сильно начинала болеть у него, потащился назад. Батальон уже был под горой на место и почти вне выстрелов, когда Михайлов догнал его. Я говорю: почти вне выстрелов, потому что изредка залетали и сюда шальные бомбы (осколком одной в эту ночь убит один капитан, который сидел во время дела в матросской землянке).
"Однако надо будет завтра сходить на перевязочный пункт записаться,подумал штабс-капитан, в то время как пришедший фельдшер перевязывал его,- это поможет к представленью".