Ежели ты пойдешь, и я могу.
- Лучше не ходить.
- Нет, пожалуйста, я, по крайней мере, узнаю, как...
- Мой совет не ходить, а пожалуй...
Небо было 1000 чисто и темно; звезды и беспрестанно движущиеся огни бомб и выстрелов уже ярко светились во мраке. Большое белое здание батареи и начало моста выдавались из темноты. Буквально каждую секунду несколько орудийных выстрелов и взрывов, быстро следуя Друг за другом или вместе, громче и отчетливее потрясали воздух. Из-за этого гула, как будто вторя ому, слышалось пасмурное ворчание бухты. С моря тянул ветерок, и пахло сыростью. Братья подошли к мосту. Какой-то ополченец стукнул неловко ружьем на руку и крикнул:
- Кто идет?
- Солдат!
- Не велено пущать!
- Да как же! Нам нужно.
- Офицера спросите.
Офицер, дремавший сидя на якоре, приподнялся и велел пропустить.
- Туда можно, оттуда нельзя. Куда лезешь все разом! - крикнул он на полковые повозки, высоко наложенные турами, которые толпились у въезда.
Спускаясь на первый понтон, братья столкнулись с солдатами, которые, громко разговаривая, шли оттуда.
- Когда он амунишные получил, значит, он в расчете сполностыо - вот что...
- Эк, братцы! - сказал другой голос.- Как на Сиверную перевалишь, свет увидишь, ей-богу! Совсем воздух другой.
- Говори больше! - сказал первый.- Намеднись тут же прилетела окаянная, двум матросам ноги пооборвала,-так не говори лучше.
Братья прошли первый понтон, дожидаясь повозки, и остановились на втором, который местами уже заливало водой. Ветер, казавшийся слабым в поле, здесь был весьма силен и порывист; мост качало, и волны, с шумом ударяясь о бревна и разрезаясь на якорях и канатах, заливали доски. Направо туманно-враждебно шумело и чернело море, отделяясь бесконечно ровной черной линией от звездного, светло-сероватого в слиянии горизонта; и далеко где-то светились огни на неприятельском флоте; налево чернела темная масса нашего корабля и слышались удары волн о борта его; виднелся пароход, шумно и быстро двигавшийся от Северной. Огонь разорвавшейся около него бомбы осветил мгновенно высоко наваленные туры на палубе, двух человек, стоящих наверху, и белую пену и брызги зеленоватых волн, разрезаемых пароходом. У края моста сидел, спустив ноги в воду, какой-то человек в одной рубахе и чинил что-то в понтоне; впереди, над Севастополем, носились те же огни, и громче, громче долетали страшные звуки. Набежавшая волна с моря разлилась по правой стороне моста и замочила ноги Володе; два солдата, шлепая ногами по воде, прошли мимо него. Что-то вдруг с треском осветило мост впереди, едущую по нем повозку и верхового, и осколки, с свистом поднимая брызги, попадали в воду.
- А, Михаил Семеныч! - сказал верховой, останавливая лошадь против старшего Козельцова,- что, уж совсем поправились?
- Как видите. Куда вас бог несет?
- На Северную за патронами: ведь я нынче за полкового адъютанта... штурма ждем с часу на час, а по пяти патронов в суме нет. Отличные распоряжения!
- А где же Марцов?
- Вчера ногу оторвало... в городе, в комнате спал... Может, вы его застанете, он на перевязочном пункте.
- Полк на пятом, правда?
- Да, на место М...цов заступили. Вы зайдите на перевязочный пункт: там наши есть - вас проводят.
- Ну, а квартерка моя на Морской цела?
- И, батюшка! уж давно всю разбили бомбами. Вы не узнаете теперь Севастополя; уж женщин ни души нет, ни трактиров, ни музыки; вчера последнее заведенье переехало. Теперь ужасно грустно стало... Прощайте!
И офицер рысью поехал дальше.
Володе вдруг сделалось ужасно страшно: ему все казалось, что сейчас прилетит ядро или осколок и ударит его прямо в голову.