Чего уж там! Если нашему великому ученому, раби Иоханав-Гасандлеру* не стыдно было сапоги тачать, то ему, я думаю, и подавно нечего стыдиться, что отец у него папиросник. Одного только я в толк не возьму: с чего бы это нищему хотеть учиться, быть образованным? Правда, черт его не взял, этого парнишку, - голова у него на плечах неплохая, хорошая голова! Перчиком звать его, этого недолю, а мы его на еврейский лад переименовали - "Феферл"*. Он и выглядит, как перчик: неказистый такой, щупленький, черненький, кикимора, но -башковит, а язык огонь!
И вот однажды случилась такая история. Еду я домой из Бойберика, сбыл свой товар - целый транспорт сыра, масла, сметаны и прочей молочной снеди. Сижу и по обыкновению своему размышляю о всяких высоких материях: о том о сем, о егупецких богачах, которым, не сглазить бы, так везет и так хорошо живется, о неудачнике Тевье с его конягой, которые всю жизнь маются, и тому подобных вещах.
Время летнее. Солнце печет. Мухи кусаются. А кругом - благодать! Широко раскинулся мир, огромный, просторный, хоть подымись и лети, хоть растянись и плыви!..
Гляжу - шагает по песку паренек, с узелком под мышкой, потом обливается, едва дышит.
- Стоп, машина! - говорю я ему. - Присаживайся, слышь, подвезу малость, все равно порожняком еду. Как там у нас говорится: "Ослу друга твоего, если встретишь, в помощи не откажи", а уж человеку и подавно...
Улыбнулся, шельмец, но просить себя долго не заставил и полез в телегу.
- Откуда, - спрашиваю, - к примеру, шагает паренек?
- Из Егупца.
- А что, - спрашиваю, - такому пареньку, как ты, делать в Егупце?
- Паренек, вроде меня, - говорит он, - сдает экзамены!
- А на кого, - говорю, - такой паренек учится?
- Такой паренек, - отвечает он, - и сам еще не знает, на кого учится.
- А зачем, - спрашиваю, - в таком случае паренек зря морочит себе голову?
- А вы, - отвечает, - не беспокойтесь, реб Тевье! Такой паренек, как я, знает, что делает.
- Скажи-ка, пожалуйста, уж если я тебе знаком, кто же ты, к примеру, такой?
- Кто я такой? Я, - говорит, - человек!
- Вижу, - говорю, - что не лошадь. Чей ты?
- Чей? - отвечает. - Божий!
- Знаю, - говорю, - что божий! У нас так и сказано: "Всяк зверь и всякая скотина..." Я спрашиваю, откуда ты родом? Из каких краев? Из наших или, может быть, из Литвы?
- Родом, - говорит он, - я от Адама. А вообще-то я здешний. Вы, наверное, меня знаете.
- Кто же твой отец? А ну-ка, послушаем.
- Отца моего, - отвечает он, - звали Перчик.
- Тьфу ты, пропасть! Зачем же ты мне так долго голову морочил? Стало быть, ты - сын папиросника Перчика?
- Стало быть, я - сын папиросника Перчика.
- И учишься, - говорю я, - в "классах"?
- И учусь, - отвечает, - в "классах".
- Ну, что же! "И Гапка - люди, и Юхим - человек!" А скажи-ка мне, сокровище мое, чем же ты, к примеру, живешь?
- А живу я, - говорит он, - от того, что ем.
- Вот как! Здорово! Что же, - спрашиваю, - ты ешь?
- Все, что дают, - отвечает он.
- Понимаю, - говорю, - что ты не из привередливых. Было бы что. А если нет ничего, закусываешь губу и ложишься натощак. И все это ради того, чтобы учиться в "классах"? По егупецким богачам равняешься? Как в писании сказано: "Все любимые, все избранные..."
Говорю я с ним эдаким манером, привожу изречения, примеры, притчи, как Тевье умеет. Но, думаете, он, Перчик то есть, в долгу остается?
- Не дождутся, - говорит он, - богачи, чтобы я равнялся по ним! Плевать я на них хотел!
- Ты, - отвечаю, - что-то больно взъелся на богачей! Боюсь, не поделил ты с ними отцовского наследства...
- Да будет вам известно, - говорит он, - что и я, и вы, и все мы имеем, быть может, очень большую долю в их наследстве.
- Знаешь что? - отвечаю я. - Лучше бы ты помалкивал!.. Вижу, однако, что парень ты не промах, за язык тебя тянуть не приходится...