- Дядя Митя, - раскатился парень. - Вы, ребята, держитесь за дядю Митю. Это такой старик... - А ты мне не нужен, не нужен, балаболка, - сказал старик.
Потом Колька вернулся, и они стали допивать бутылку с диким зверем на этикетке. Старик все жевал и жевал свою рыбу, а они толковали, так, о разном, как будто так и положено: вчера - ничего, а сегодня - уже перспективы.
- Что вчера за ребята были? - повернулся к парню Санька.
- Так это Гайзулина ребята, неужели не слыхал? Шурфовщики. Знаменитая бригада. Меньше четырех на нос в месяц не бывает.
- Фартово, - сказал Муханов и постучал себя по коленке рыжей рукой. Четыре в месяц - жить можно.
- Ну а ты? - спросил Санька.
- А я кореш этим ребятам, - сказал парень и нагло посмотрел Саньке в глаза. - Очко моя специальность, понял? - Он подмигнул доверительно и улыбнулся. Двух передних зубов у него не хватало.
- Это что? - спросил Муханов и постукал себя по зубам.
- Бывает, - жестко ответил парень. Дед завернул остатки рыбы в газету и шустро натянул полушубок.
- Пошли, - громко скомандовал он.
Они стали натягивать ватники. Парень разлегся на мухановской койке и ковырял в зубах спичкой. Муханов посмотрел на пего и вытянул деньги из-под подушки.
- Не бойся, - сказал парень. - Здесь это не в моде.
Они вышли на улицу, и апрельский свет резанул им глаза.
- Иди к Косякину, - сказал старик Кольке. - Иди и скажи, что дядя Митя просит трактор. Понял?
- Понял, - сказал Муханов и сразу пошел, как будто знал, где живет неведомый Косякин.
Старик пошел дальше, быстро переставляя ноги в торбасах. Они прошли мимо геологического управления. У входа бородатые ребята грузили автомашину.
- Ти панимаешь, куда кладешь? Ти кладешь мешки под ящики, - кричал низкорослый татарин.
- Не надрывайся, Сафат, - миролюбиво успокаивал татарина вчерашний парень в верблюжьем свитере.
Но Сафат уже кричал на кого-то другого, и снова ему отвечали почтительно-ласковым тоном, как говорят с чудаковатым начальством. Видимо, это и был знаменитый Гайзулин.
- Четыре в месяц, - вспомнил Санька. - Жить можно...
К управлению подкатывали все новые машины. Дружные орды набрасывались на них. В сторонке, около прикрытой брезентом горы груза, стояли тракторные сани. Несколько парней вдумчиво совещались, поглядывая то на сани, то на груз.
- Ти думай головой, а не другим местом, - разносился голос Гайзулина.
Узкая стариковская спина маячила перед Санькой.
- Стоп, - неожиданно решил он и бегом вернулся в управление.
- Уходи, - неумолимо сказал отдел кадров. - Приходи через шесть месяцев. И пгошу тебя, дгужок, не пей по утгам.
Саньке Канаеву хотелось его ударить. Но ударить было нельзя. Отдел кадров был человек без ног. Это он тал. Оставил человек ноги в тундре. Ничего нельзя было с ним поделать. Узкая стариковская спина двигалась далеко вперед. Морщась от боли, Санька кинулся догонять. "Ладно, гады, - неизвестно к кому адресовался он. - Ладно, Будет еще парадный въезд". Кровь вчерашних мозолей! не давала ему думать ни о чем другом.
Весь день они вдвоем грузили на тракторные сани бочки с бензином, потом рогожные мешки с солью, потом оленьи шкуры. Старик весь день торчал около них и, как бы советуясь, отбирал груз своей палочкой.
- Мо-может, вот этот мешочек. И вон тот тоже. Соль хорошая, серая. Рыба серую соль любит. Вечером, когда сани были загружены доверху, Муханов спросил:- Что дальше, дед?
- Идите, милки, гуляйте, - сказал старик. - Я вас далеко увезу. Там гулять негде и водочки нет. Там только ребята хорошие. К душевным ребятам я вас повезу.
Старик засеменил куда-то в сторону, в морозную вечернюю мглу поселка, туда, где на окраине поднимались вертикально в небо дымы стародавних домишек. Они отправились к гостиничному бараку. Подтаявший за день! черный снег льдисто похрупывал под валенками.