Сторонники Нао, подбадривая себя криками, приготовились к бою.
Чуждый страха, сын Зубра не пренебрегал, однако, осторожностью. Он отложил поединок. Гун Сухие Кости выразил неясные мысли толпы:
- Разве уламры хотят исчезнуть с лица земли? Разве они забыли, что враг и наводнение уничтожили много воинов: из четверых остался один.
Всякий, кто способен носить рогатину, топор и палицу, должен жить. Нао и Аго сильнейшие из мужчин, которые охотятся в лесу и в саванне; если
один из них умрет, уламры еще больше ослабеют. Дочь Болота будет принадлежать тому, кто вернет нам огонь. Такова воля племени!
- Пусть так и будет, - подтвердили хриплые голоса.
Женщины, грозные своей многочисленностью, страшные своей нетронутой силой и общностью своих чувств, воскликнули:
- Гаммла будет принадлежать тому, кто завоюет огонь!
Аго приподнял свои волосатые плечи. Он ненавидел толпу, но не счел нужным вступать в пререкания. Уверенный в том, что опередит Нао, он
твердо решил, при случае, уничтожить соперника.
Сердце его наполнилось жестокостью.
II
Мамонты и зубры
Это было на рассвете следующего дня. В облаках трепетал ветер, а низко над землей и болотами нависал недвижимый, благоухающий, теплый
воздух. Небо дрожало, как озеро, на котором колыхались водоросли, кувшинки и бледные камыши. Утренняя заря катила по небу свою пену; она
расширялась, разливалась желтыми лагунами, берилловыми лиманами, реками из розового перламутра.
Уламры, повернувшись к этому огромному огню, чувствовали, как в глубине их душ поднимается что-то величественное, что заставляет петь в
траве саванны и ивняках маленьких птичек.
Раненые стонали от жажды; мертвый воин лежал, раскинув свои посиневшие члены; какое-то ночное животное уже изгрызло его лицо. Гун бормотал
нараспев неясные жалобы. Фаум велел бросить труп в воду.
Затем внимание племени обратилось к завоевателям огня, Аго и Нао, которые готовились к походу. Волосатые братья вооружились палицами,
топорами, рогатиной и дротиками с нефритовым и кремневым наконечниками. Нао, рассчитывавший больше на храбрость, чем на силу, выбрал себе двух
молодых воинов, ловких и быстрых в беге. Они были вооружены топорами, рогатинами и дротиками. Нао добавил к этому дубовую обожженную палицу. Он
предпочитал это оружие всякому другому и пускал его в ход в борьбе с крупными хищниками.
Фаум обратился сперва к сыну Зубра:
- Аго появился на свет раньше, чем сын Леопарда. Пусть он первым выберет путь. Если он пойдет к Большой реке, Нао повернет к болотам, к
заходящему солнцу... Если Аго пойдет к болоту, Нао повернет к Большой реке.
- Аго еще не знает, куда он пойдет, - возразил волосатый. - Аго ищет огонь; он может пойти утром к реке, вечером к болотам. Разве охотник,
преследуя кабана, знает, где он его убьет?
- Аго может изменить дорогу, - вмешался Гун, поддержанный ропотом толпы, - но он не может одновременно идти и к заходящему солнцу, и к
Большой реке. Пусть он скажет, куда он пойдет!
В глубине своей темной души сын Зубра понял, что он совершит ошибку не тем, что не послушается вождя, а тем, что возбудит этим подозрения
Нао. Обратив на толпу свой волчий взгляд, он воскликнул:
- Аго пойдет к заходящему солнцу! - и, сделав знак своим братьям, он пустился в путь вдоль болот.