«Ко всем тем, постигшим присланный предел разума на понимание мира явлений согласно Канту, невозможно не обратиться с превратным вопросом о начале сотворения мира: что же послужило основанием подобной первопричины мироздания? Область причинности начинается в первую очередь с нашей вселенной она не способна еще господствовать в потусторонности мира явлений. В тоже время эта же воля (=стремление) к сознанию как Действие и создал вселенную, так не может она (воля) сама как от Божьего существа рожденная никакой причины иметь, а является «спонтанной» (беспричинной) как и сам Творец. Поэтому философ никогда не задается вопросом о первопричине миротворящей воли, стремящейся к сознанию. Но как понять то, что эта воля совершенного Божества не моментально превращается в цель воли: т.е. в сознание? Как связать совершенство Божественного с тем, как его вселенная из несметных миров лишь постепенно воплощается через последовательное возникновение единичных явлений?
Сознание учащая нас через собственные испытания и наука, предпочитает невероятное появление высокоразвитого человеческого тела. И если на то воля Божия, себя ощутить сознательным, то и все предпосылки подобного опыта также должны быть желанны. Однако в мире явлений, который подчинен пространству, времени и причиноследственности, не может как в потусторонности время отсутствовать, поэтому и понадобилась череда событий с последующим развитием. Если Божеству угодно создать сознание, ему точно таким же образом будут угодны явления и их последовательности этого творения, воплощающиеся в возникновении различных предпосылок к появлению сознательного живого существа. Поскольку мы разобрались с заветной миротворящей целью Божественной силы, мы направляем теперь наш взор к мирозданию, ожидая, что наша цель постепенно осуществится через новые волеизъявления Творца, которые, в противоположность к заветным целям, обусловлены не беспричинно («спонтанно»), а каузально (т. е. посредством причины и ее следствия = причина-следственная связь. Но поскольку мы не только видим перед собой цель, достигнутую в самом человеке, но также и знаем каузальную связь всех волеизъявлений целого сотворения вместе с их конечной целью, наша философия ступает таким образом на путь сотворения, обладая уверенным знанием и не нуждаясь в каких-либо естественнонаучных фактах. Но если эти откровения уже были раскрыты наукой в качестве «естественных законов», то они непременно должны находиться в гармонии с нашим философским путем сотворения мира. И пусть несущественные теории по-прежнему столь часто низвергаются естествознание никогда не предстанет фактом, противоречащим нашей версии истории творения. Только подобное совершенное единодушие навсегда и принципиально отделит наше религиозное познание от всех субъективных верований. Единодушие является твердым краеугольным камнем нашего знания. В особенности знания о происхождении и самом существе души.»
Если вначале была спонтанная воля Божья, и воля та взывала к осознанности, то стоит учесть, что сознание сперва обусловливалась явлением. История творения продолжается и впредь:
«Сознание, однако, обусловлена явлением, и такова была воля Божья стать явлением»
«Как следствие этой воли появилось вселенная как явление. Но каким был тот первозданный мир? Мы знакомы с сущностью Божественной воли путем собственного переживания. Так, путем созерцания, мы всегда будем видеть ее обозначенной как то, что мы привыкли называть в естествознании силой. Нам известно также и ее видимое проявление движение. Итак, для человеческого созерцания Бог предстал в качестве движимой первородной материи. Если мы спросим себя, какая форма состояния имела то первичное явление, то наше понимание поучает нас: Божественное ступило из потустороннего мира, из пространства, времени и причиноследственности, перейдя в явление. И его пути откровений, дошедшие до человека, предстают совершенно постепенным и явным становлением его воли при последовательном порабощении времени, пространства и причиноследственности. Итак, из этих двух фактов мы узнаем, что, разумеется, то первородное пространство и время были все же менее угнетены по сравнению с последующими формами проявления в Мироздании.»
«Таким образом становится вдруг тот естественнонаучный факт, который с тех пор был только описательно упомянут, весьма большою значимостью. Три формы состояния вещества, являющиеся «космической», «газообразной, жидкой и твердой формой субстанций», ведут себя совершенно иначе по отношению к пространству. Газ менее угнетен по сравнению с жидкими и твердыми телами. Он не обладает формой и объемом, заполняя собой любое пространство и не заботясь о присутствии другого газа. Такое проникновение в пространство довольно ярко напоминает о потустороннем мире и, таким образом, воплощает собой старейшую из всех форм состояния «космической субстанции». Как и в интуитивном ведении народов, с давних пор было известно, что это вездесущее проникновение газообразных веществ являет собой нечто, что лишний раз напоминающее нам о природе Творца. Итак, образ первого явления Мироздания, безусловно, несет для нас ту форму агрегатного состояния, в которой мы и наблюдаем газы сегодня.