В уголках его глаз блеснули слёзы не скупые и не мужские: решение было на грани самопожертвования.
Чёрт с ней, с премией
Около трёх часов днём одиннадцатого сентября в кабинете Брежнева на Старой площади раздался звонок. Леонид Ильич скосил глаза на батарею телефонов: звонил телефон прямой связи с Председателем КГБ.
Слушаю тебя, Юра.
Леонид Ильич, раздался в трубке взволнованный, слегка надтреснутый голос Андропова, умер Хрущёв.
Когда? не слишком огорчился Брежнев.
Около часа тому назад.
Словно извиняясь за задержку с оповещением Генсека, Андропов смущённым голосом добавил:
Пока узнали пока уточнили
Всё в порядке, Юра, успокоил его Брежнев: сам он почему-то никак не мог разволноваться. Не получалось. А, может, и не старался. Значит, ушёл Никита
Разволноваться не получилось, зато получилось взгрустнуть. Нет, Леонид Ильич не испытал чувств: было бы, к кому. Но и сказать «Труп врага всегда хорошо пахнет» язык не поворачивался ни сам, ни следом за мыслями. Леонид Ильич вдруг остро почувствовал, что с уходом Хрущёва ушла в прошлое значительная часть его собственной жизни так, словно кто-то перевернул страницу книги. Почему-то вспомнилась немецкая фраза, когда-то вызубренная наизусть в школе: «Schade, das die zeit so schnelle ging vorbei». «Жаль, что время проходит так быстро». А, может, вовсе и не «почему-то», а потому, что именно эта, казалось бы, совершенно неуместная фраза, точнее всего отражала душевное состояние Леонида Ильича.
Андропов тактично выжидал, пока Хозяин «усвоит информацию». Но «процесс усвоения» явно затянулся, вероятно, совмещаясь с другими процессами и Юрий Владимирович не выдержал:
Какие будут распоряжения, Леонид Ильич?
А?
Брежнев медленно выбрался из себя.
Что ты говоришь?
Андропов прочистил горло: не понял реакции. Не расшифровал.
Я спрашиваю, Леонид Ильич, какие будут распоряжения? Ну, относительно хм похорон и всего прочего?
Распоряжения?
Даже голосом Брежнев сумел удивлённо пожать плечами.
Какие ещё могут быть распоряжения, Юрий Владимирович?
Ну
Явно смущённый реакцией Генсека, Андропов замялся.
Всё-таки, Хрущёв был главой партии и правительства
Юрий Владимирович
Иронические нотки в голосе Леонида Ильича перешли в разряд назидательных.
По высшему разряду мы хороним только действующих политических деятелей. Тех, кто на момент смерти состоял при должности, а не при садовой лейке. Ты меня понял? Так что никакой Красной площади если ты на это намекал.
Андропов «намекал» на это, но «афронтом намёку» не огорчился: ему же меньше хлопот как Председателю КГБ.
Новодевичье?
Брежнев не стал выдерживать паузу.
Да. Вполне приличное место. Масса приличных людей. Так, что Никита не должен быть на нас в претензии за окружение. Наоборот, это окружение может выставлять претензии за такое соседство.
А
Андропов ещё раз смущённо закашлялся.
Что ещё? догадался Генсек.
Характер похорон?
Семейный.
Если Юрий Владимирович был предельно краток, то Леонид Ильич был предельно категоричен.
Никакого официоза. Никаких почётных караулов. Никаких салютов. Никаких речей от имени партии и правительства. Только обеспечение порядка.
Понял, Леонид Ильич. Последний вопрос: когда давать оповещение в прессе, и в какой форме?
Когда?
Брежнев на мгновение задумался.
В день похорон. Тринадцатого, да? Значит, тринадцатого. А что касается формы
Леонид Ильич ещё немного поспел в трубку.
Простое извещение. Дескать, ЦК КПСС и Совет Министров СССР извещают только без глубокой скорби
Он усмехнулся.
о том, что на семьдесят восьмом?.. на семьдесят восьмом году жизни скончался бывший такой-то дать должности пенсионер союзного значения Никита Сергеевич Хрущёв.
Помедлив, Леонид Ильич утратил добродушие на пару фраз, как «на пару слов»:
Пусть ещё скажет спасибо за то, что семь лет прожил на пенсию, о которой простые люди и мечтать не смеют. Да ещё определён на Новодевичье кладбище По заслугам его бы в безымянной могиле, под номером
Отчасти Брежнев имел право на такую жёсткость в оценках. Вопрос об исключении и даже аресте Хрущёва с последующим его преданием суду был снят только благодаря его позиции. Ведь очень многие делегаты того октябрьского Пленума ЦК были настроены исключительно решительно. И если бы Брежнев не отказал Хрущёву в выступлении перед Пленумом, развитие событий пошло бы по наихудшему сценарию. И всё закончилось бы именно так: исключением, арестом, судом и «номерной могилой».