Ну, что ж, ребята: «раз пошла такая пьянка»!
Он поднял трубку одного из аппаратов.
Юра, здравствуй. Что удалось выяснить? Кому звонил? Елистратову и Семичастному?.. Так и сказал?!.. Спасибо, Юра
Брежнев медленно положил трубку.
Значит, «готовься к пленуму» Ах, ты
Последнее, высказанное им, а ещё больше невысказанное, адресовалось Шелепину, чьи звонки указанным абонентам были зафиксированы КГБ. Теперь у Леонида Ильича имелись прямые доказательства характера «тайной вечери»
Вначале Михаил Андреевич не придал значения тому, что Генерального секретаря в день международного женского праздника не было в Москве. Леонид Ильич всегда предпочитал шумной столице загородную дачу, где он мог отдохнуть душой и телом. Но когда «добровольные помощники» информировали Суслова о том, что «следов» Брежнева не зафиксировано ни на даче, ни в Завидово, ни дома, «главный идеолог» встревожился. Сразу вспомнилось, что в последнее время Брежнев, ни с того, ни с сего, «подобрел душой». Всё чаще он стал обращаться к нему за советом по каким-нибудь мелочам. Это удивляло и настораживало: Михаил Андреевич не давал ни малейших поводов для «сердечности».
Уже тогда ему в голову начала закрадываться мысль о том, что всё это неспроста. Вряд ли Брежнев решил «отыграть назад», почувствовав неодобрение отдельных товарищей. Не такой человек был Леонид Ильич, чтобы отступаться от намеченной цели. Разве, что для перегруппировки сил. А цель неограниченная власть и уже не намеченная, а реализуемая, была видна невооружённым глазом. И вот теперь ещё и это!
«Где, всё-таки, Брежнев? Что он задумал?»
Михаил Андреевич почувствовал, как у него под ложечкой начинает посасывать и совсем даже не от удовольствия. Он не сомневался в неслучайном характере отсутствия Генсека. Обычно, его уверенность либо подкреплялась, либо базировалась на данных информаторов, «завязанных» только на него. Связи были глубоко «законсервированы», и реанимировал их Михаил Андреевич только в моменты крайней необходимости. До последней возможности он анализировал ситуацию, прежде чем признать её крайней: берёг людей а, значит, себя. Анализ данной ситуации показал: момент крайней необходимости наличествует. «Подключение» неизбежно.
Слухи «приказали долго жить» уже на следующий день. Михаил Андреевич прочитал сообщение информатора и тут же упал. Хоть и духом но «приложился» основательно. Прошедшая по обычным каналам «молния» гласила: «Работа воспитанию советского патриотизма свете последних военных учений будет усилена. Планы разрабатываем».
Бумажка выпала из рук Суслова: значит, Брежнев находится в Минске. Значит, он на учениях «Двина». Впервые за всё время пребывания в должности Леонид Ильич самостоятельно навещал Вооружённые Силы, не только ни с кем не согласовав вопрос поездки, но даже и не поставив никого в известность о ней. Значит, в привлечении армии на свою сторону он опередил их всех.
Михаил Андреевич ощутил, как закололо сердце и стремительно начала онемевать левая рука
Брежнев неожиданно, едва ли не в манере инкогнито, прибыл в штаб Белорусского военного округа, где его встречали «осчастливленные до шока» командующий войсками округа генерал-полковник Третьяк и начальник штаба генерал-полковник Арико. Уже через полчаса, в течение которого Брежнева вводили в курс дела, в штабе сосредоточилось всё руководство учений «Двина-70»: министр обороны Маршал Советского Союза Гречко, начальник Генерального Штаба Маршал Советского Союза Захаров, главный инспектор Министерства обороны Маршал Советского Союза Москаленко, Главнокомандующий сухопутными войсками заместитель министра обороны генерал армии Павловский, начальник Главного Политического Управления Советской Армии и Военно-Морского Флота генерал армии Епишев.
«Налёт» высокого гостя не только не испугал руководство Министерства обороны, но даже настроил его на мажорный лад. Ещё бы: давно уже никто из «небожителей» не удостаивал военных такой чести! Уже по одной этой причине Леонида Ильича всюду сопровождали, едва ли не «под белы ручки».
Но Генеральный секретарь оказался удивительно простецким мужиком. Он не счёл зазорным пройтись по «полям сражений», лично ознакомился с планом учений, принял деятельное участие в рекогносцировке на местности, несколько часов провёл на замаскированном НП. Генеральный не корчил из себя знатока военной стратегии, но и не выглядел «штафиркой»: чувствовалось, что мужик он бывалый и не чуждый армии. Его суждения были дельными и конкретными. И это дополнительно пришлось по душе военным. И не только пришлось, но и прошлось: бальзамом и елеем.