Урожаи пришлись, как нельзя, кстати. Помогли и друзья: что Леонид Ильич без них! «Кадры решают всё! Кто овладел кадрами тот овладел партией!». Поэтому Леонид Ильич, не жалея сил и средств, везде, куда бы ни бросала его судьба, обзаводился «своими» людьми. Один из таких людей и помог ему вернуться в Москву: Владимир Владимирович Мацкевич. С ним Леонид Ильич близко сошёлся ещё в ту пору, когда возглавлял Запорожский обком. Тогда, в сорок шестом, Мацкевич был министром животноводства Украинской ССР. В годы целинной эпопеи Владимир Владимирович поднялся до министра сельского хозяйства Союза. Не жалея радужных красок, Мацкевич преподнёс Леонида Ильича как проводника и воплотителя хрущёвских идей и в пятьдесят шестом Брежнев вернулся в Москву.
На пленуме ЦК после двадцатого съезда его вновь избрали кандидатом в члены Президиума и секретарём ЦК. Уже «настоящим» кандидатом и «настоящим» секретарём. Ну, а дальше Леонид Ильич «правильно сориентировался в обстановке». В пятьдесят седьмом он поддержал Хрущёва против «сталинистов» Молотова, Маленкова, Кагановича «и примкнувшего к ним» Шепилова и стал членом Президиума. Успешная работа «в космосе» и «оборонке» позволили ему в шестидесятом стать номинальным главой государства Председателем Президиума Верховного Совета СССР. Ворошилову очень вовремя припомнили все его «сталинистские» грешки и связи с «антипартийной группой». А в июне шестьдесят третьего к обязанностям Председателя Президиума он «присовокупил» ещё и обязанности секретаря ЦК. Неофициально «Второго» секретаря ЦК. Второго после Хрущёва. Вместо ненавистного Фрола Козлова, который слёг в больницу, и по заверениям надёжных врачей, если и вышел бы оттуда, то уже лишь «начинкой» для инвалидного кресла
Леонид Ильич тряхнул головой и потянулся в кресле: пауза для воспоминаний была закончена. Реминисценции полезны для поддержания себя в тонусе и понимания того, «откуда есть пошла Земля русская». Прошлое учило настоящее будущему. Но зацикливаться на нём не стоило: назревали события
Глава третья
Июньский, шестьдесят третьего года, Пленум ЦК избрал Брежнева де-факто «Вторым» секретарём. Но одновременно секретарём ЦК был избран и Подгорный. Здесь явно чувствовалась рука Хрущёва. Как и Ленин, который в двадцать втором «не пожалел на себя пепла» в связи с тем, что так легкомысленно позволил Сталину прибрать к рукам аппарат, Хрущёв вдруг понял, что всегда послушный Брежнев явно перестаёт быть таковым. «Лёня» начал демонстрировать своеволие и высказывать мнение, не всегда и не во всём совпадающее с мнением Никиты Сергеевича. И пусть это, чаще всего, было несовпадением в мелочах но несовпадением!
Кроме того, Брежнев как-то совершенно неожиданно для Хрущёва приобрёл авторитет в Секретариате и ЦК. Это было заметно даже по тому, как многие руководители областных и краевых организаций приветствовали его избрание «Вторым» секретарём ЦК. А уж стычка на Президиуме по поводу «репрессированных народов» «не лезла ни в какие ворота»!
Никита Сергеевич, в последние годы особенно активно полагавший, что только он имеет право на мнение, был неприятно поражён афронтом со стороны Брежнева. А началось всё с того, что при обсуждении вопроса о создании автономных районов советских немцев в Поволжье как-то неожиданно «всплыл» вопрос о народах, подвергшихся репрессиям за участие большого числа их представителей в фашистских карательных формированиях: крымских татарах, карачаевцах, черкесах и так далее. Когда Брежнев начал приводить цифры, характеризующие «участие» «безвинно» наказанных, Хрущёв раздражённо оборвал его:
Что Вы мне тычете эти цифры! У русских изменников было куда больше!
И тут случилось неожиданное. Леонид Ильич повысил голос на Никиту Сергеевича! Да, как повысил: перемежая цензурную брань с нецензурной!
Как у Вас язык повернулся такое сказать?! Вы же, трам-та-ра-рам фронтовик! Защищаете тех, кто мучил наших людей почище гестаповцев?! Чем Вы лучше их?
Слово за слово сцепились, уже не разбирая выражений. Брежнев очень гордился тем, что ему всю войну довелось прошагать не дорогами, а как он говорил, «бездорожьем» войны. И поэтому ему неприятно было любое слово в защиту тех, с кем ему доводилось встречаться «на тропе войны».
А встречаться доводилось в том числе, в бою и с бандеровцами, и с крымскими татарами. В Чехословакии в мае сорок пятого года довелось ему воочию увидеть и власовцев. С тех пор он всегда так болезненно реагировал на любые попытки «отмывать добела» тех, кто не соответствовал даже формату «чёрного кобеля».