С теми же «сверхчувствительными и мягкотелыми», кто позволял себя обидеться и не просто, а «наверх» Фёдор Давыдович расставался быстро и решительно. «За недостаточную требовательность» такой была любимая и часто единственная формулировка Кулакова «процессуального оформления» расставания
Кириленко долго ещё ходил кругами, справляясь о разных хозяйственных мелочах и «осыпаясь» второстепенными вопросами, прежде чем по настрою Кулакова понял, что можно отважиться и на большую откровенность.
Как считаешь, Фёдор Давыдович: не пора ли нам укреплять руководство?
И опять вопрос был сформулирован предельно корректно: а, может, речь идёт об укреплении руководства отраслью?! Но на этот раз Кулаков не стал прятаться за «спасительные» формулировки, вольно или невольно «подсунутые» ему москвичом.
Считаю, что вопрос назрел. Зарвался, гад.
Сказано это было глаза в глаза и Кириленко не уловил фальши, как ни старался. Но особенно ему пришлась по душе заключительная фраза. И больше всего определение, которым автор «наградил» человека какого, оба они прекрасно понимали. Имелся в виду явно не руководитель отрасли.
В Москве тоже созрело такое мнение, наконец, «сознался» он, пытливо глядя на Кулакова. И оно уже становится преобладающим.
Слова гостя произвели впечатление на хозяина: он тут же откупорил третью бутылку. И так как Андрей Павлович поспешно и даже испуганно отказался «составить компанию», «в два стакана» бутылка была опорожнена ставропольским «умельцем». И опять Кириленко не смог определить по лицу Кулакова, чего тот «хватил»: водки или минеральной воды?! Только спустя несколько минут скулы Фёдора Давыдовича порозовели. Но взгляд был незамутнённым, а речь тверда, как и прежде.
И вновь уже который раз Андрей Павлович не мог не восхититься своеобразными талантами хозяина Ставрополья. С таким даром ему бы в шпионы: отбоя от вербовщиков бы не было!
Я Вас слушаю, Андрей Павлович.
Кулаков решительно отбросил от себя пустую бутылку и едва ли не по-солдатски выпрямил спину. Кириленко понял, что время «ходить кругами» закончилось.
Мы хотим поручить тебе, Фёдор Давыдович, работу среди секретарей обкомов твоего региона. Я имею в виду: Северный Кавказ. Чечено-Ингушетия, Кабардино-Балкария, Адыгея, Дагестан, Северная Осетия. Ну, и твоё Ставрополье, разумеется. Да, и, пожалуй, Краснодарский край: то же ведь Кавказ, хоть и с другой стороны!
Кулаков решительно боднул головой. Это действительно был человек дела, который не любил долгих речей, особенно предисловий.
И ещё
Кириленко задумчиво потёр ладонью подбородок.
Скоро к тебе в край потянутся «отдыхающие»
Он многозначительно «доработал» бровями. Кулаков понимающе усмехнулся.
Так ты их прими должным образом. Помнишь, как в русских сказках: накорми, напои, баньку истопи
На охоту свози, с ухмылкой, но «в тон» добавил Кулаков.
Кириленко расхохотался.
Нет, не зря тебя Леонид Ильич так расхваливал. Не зря!
Глава шестая
Так, и что у нас получается?
Леонид Ильич склонился над списком членов ЦК и кандидатов в оный.
Значит, говоришь, Северный Кавказ «отработан»?
Почти.
??? и Кириленко тут же поправился:
Кое-что надо ещё закрепить, а кое-кого «довести до готовности».
Брежнев усмехнулся.
Ну, об этом можешь не беспокоиться: это я поручил Игнатову.
Ну, и как он?
Глаза Кириленко загорелись непритворным интересом.
Как отнёсся?
Нормально отнёсся, добродушно усмехнулся Брежнев. С энтузиазмом и даже с какой-то радостью. С мстительной радостью.
Лицо Кириленко тоже не осталось без мимики.
Ещё бы! ухмыльнулся он. Никита так ему наподдал, что до сих пор, небось, задница болит.
Вот-вот.
Леонид Ильич закончил проставление «крестиков» напротив фамилий «отработанных» членов ЦК, и весело посмотрел на Кириленко.
Так что Григорьич будет носом рыть землю для того, чтобы подкопать Никитку. Он, кстати, уже выехал на отдых. В Кисловодск.
А «Лысый»?
Голос Андрея Павловича дрогнул: «на кого умышляем?!».
А что «Лысый»? ухмыльнулся Леонид Ильич: оба они с Кириленко обладатели шикарных шевелюр, имели «законное право» так «аттестовать» Хрущёва. Разумеется, лишь тогда, когда тот не мог слышать. До него регулярно доводятся слухи о тех эпитетах, которыми награждает его Игнатов. Хрущ уже к ним привык не меньше, чем к похвалам других. Поэтому, даже если он и прознает о встречах Игнатова с секретарями обкомов и крайкомов, вряд ли это его насторожит: Григорьич материт его на каждом шагу. Ну, разве виноваты уши этих секретарей, что они окажутся на пути языка Игнатова?