Но не сделал я этого, сдержался Были бы в селе отец и братья, я бы тогда, я бы Ходить бы тебе, жирный Сумсар, с расквашенной физиономией. А старшим я бы после честно объяснил, как было дело, они бы даже ругать меня не стали! Потому что старшие всегда учили меня жить справедливо. А это значит не обижать невинного. И еще это значит: когда несправедливо обидят или унизят тебя, обидчику спуску не давать!
Да Если бы братья и отец были здесь Но тогда разве я занимался бы сейчас этой взрослой, трудной работой, голодный наполовину
Язмухамед ага, видно, понял мое состояние. Заговорил спокойно, будто и не слышал, что там провыли и пролаяли его подручные.
Ты, начальник, будь внимателен. Я ведь не даром тебя здесь поставил Вон, видишь, кустики повяли. Их надо поскорее полить. Вдоволь их напои. А та сторона, где сейчас женщины, может подождать и до завтра, ты понял?.. И стал концом плети показывать мне те участки, которые, ему казалось, были не политы.
Я на обратном пути заеду к бригадиру, велю ему дать тебе на подмогу еще двух людей. А то участок у вас слишком велик Трудновато, да?
Я слушал председателя, почтительно кивал на его слова, а у самого внутри все так и кипело. Никак не мог успокоиться. Очень мне хотелось огреть лопатой этих Меле и Сумсара. И, главное, лопата была как раз у меня в руках
Да здесь, я вижу, и колючек полно, продолжал председатель. Ты, начальник, зайди-ка вечером к завскладом и скажи, что, мол, председатель велел выдать пару чарыков! А если вздумает председатель нахмурился. В общем, если не получишь чарыков, шагай прямо в контору, понял?
Тут он, видно, вспомнил о моей гелнедже и Сарагыз:
Нет! Скажи ему, председатель наказал выдать не одну пару, а три!
Чарыки, из грубой кожи не бог весть какая обувь. Но в ту минуту я был, надо честно признаться, несказанно им рад Три пары чарыков это не шутки! Про свои сразу решил, что уберу их, приберегу. А на полив надевать стану только старые
Но едва они тронули коней, опять во мне закипела обида. Прямо хоть плачь! И еще зло на себя брало: ведь струсил я чего уж там!
Вечером приехал к нам старый Донлы ага, который у нас всегда собирал траву для своего скота. Он, конечно, ничего не знал про случай, который произошел днем. Но получилось так, что старик еще, как говорится, подлил масла в огонь! Оказывается, сын Меле-шайтана науськал собаку на мою старшую гелнедже!.. Ну, подлецы проклятые! Шакалы!.. Больше я не буду сдерживаться и трусить. Отхлещу тебя мокрым прутом, как осла, забравшегося в чужой огород.
В памяти опять встало лицо Нурли. Его внимательный и такой непонятный взгляд. И его слова: Помни, брат. Теперь ты главный в доме. Мужайся».
А то мне начинало казаться, что Нурли смотрит на меня укоризненно и осуждающе: Что же ты? Я на тебя надеялся».
Мысли эти не давали мне покоя. Я почти не замечал, как работаю, почти не замечал усталости и голода.
Нурли, что же мне хотели сказать твои глаза? Что же они хотели сказать мне?.. Растолкуй ты бога ради! Помоги, объясни как-нибудь попроще, попонятней».
Если б только возможно это было, с какой радостью я бросился к брату, стал бы умолять его Но ведь это было невозможно! И глаза Нурли в моей душе молчали. И глаза эти не оставляли меня до самого позднего вечера!
IV
Прошло несколько дней, а я все не мог забыть слова старого Донлы: Что же поделать, сынок! Видать, наступила пора свиньям командовать над людьми. И никто не смеет ничего сказать, трави они тебя собаками или вломись они ночью в дом к одинокой женщине Ничего нам, видно, не остается. Так и будем терпеть. Война, у государства нет времени, чтобы добраться до таких, как они!»
Донлы ага не произносил имен, но я слишком хорошо знал, кого он имеет в виду!
Слушай, сынок! Я ведь знаю не только Шейтана. Мне известно, что за птица был и его отец. Этому ничего не стоило избить заморенную голодом корову так, что она опухнет. А потом рассказывать на базаре, что корова скоро должна отелиться
И я понял, наконец, что не смогу сдержаться, что должен что-то сделать, иначе
Но как отомстить, на что решиться, я не знал. Ночами почти не мог спать
Как-то я повез домой хурджун дынь и остался ночевать. Но опять не знал, что сделаю. Только знал: что-то я сделаю обязательно!
Поднялся, когда было еще темно Одна и та же мысль грызла меня: если в этот раз не дам отпор сыну Шейтана, они совсем обнаглеют. И потом потянутся к моим гелнедже!