– Андрей, можно я вас буду звать иногда Андрюшей? Хоть я и намного младше вас, но мне хочется вас так называть.
– Да какая разница – младше или старше? Называйте.
– Разница есть. Сразу скажу, не таясь, мне двадцать семь лет. Так вот, Андрюша, дело в том, что у меня в Москве есть пять квартир, которые я сдаю. Я в свое время очень выгодно продала свой бизнес в Омске. Смогла уехать во Францию, ну и решила кое-что из недвижимости в Москве прикупить.
Павлова потешала презентация «юной» посетительницы. На вид ей спокойно можно было дать лет тридцать пять, хотя выглядела при этом она очень хорошо. Но женщины обожают уменьшать свой возраст. Чем бы дитя ни тешилось… Что же касается бизнеса, так Андрею даже стало интересно.
– Что же это за бизнес был? Нефтяной?
– Да нет, рекламное агентство. О, это была целая история. И я вам ее с удовольствием расскажу, но не здесь. Вся эта обстановка не располагает к откровенной беседе, а я хочу быть с вами откровенной, поскольку собираюсь и готова с вами сотрудничать. Кто знает, возможно, вы заинтересуетесь моими проектами. Их у меня множество. Я здесь буквально по дороге приметила очень милый итальянский ресторанчик. Я вас приглашаю. Давайте вместе проведем бизнес-ланч. Вы же не откажете даме?
Андрей вспомнил дружеские наставления Отвагина, все его предостережения и совет гнать Троцкую взашей. Он с удовольствием сделал бы это, но совершенно не представлял себе – как именно. В результате вслух он произнес:
– Конечно, с удовольствием. Но уж разрешите мне вас пригласить самому.
Комплот Корбюзье
В гостях у Проскуриных время летело незаметно. Шапошникова накормили ужином, напоили чаем. Владимир абсолютно погрузился в атмосферу этого дома.
– А вот теперь пришло время показать вам последнее письмо Корбю к бабушке, так ею и не прочитанное. Те письма, которые он писал ей в тридцатых годах, носят глубоко личный характер. Последнее же письмо было в письме к Бурову. Оно шло по официальным каналам. Учитывая, что читать будут и цензоры, Шарль Эдуар писал для бабушки как бы между строк. Конечно, она сама прочитала бы там больше, чем мы. У них был свой код. Вообще, она понимала его без слов. Вот так. Сколько лет прошло, а он все мечтал построить под Москвой виллу для себя и бабушки, для большой семьи. Он мечтал о доме, где ощущалось бы тепло семейного очага, о доме счастья.
Ангелина Ивановна пригласила гостя в кабинет, где Аня достала из старинного бюро шкатулку.
– Вы читаете по-французски, Владимир? – спросила Ангелина Ивановна.
– Нет, к сожалению.
– Собственно, сейчас подлинников у нас нет, они в банке у Андрея. Он брал их, чтобы сделать ксерокопии писем и перевода для одной французской журналистки. Копии он принес. А подлинники оставил в сейфе, ему надо было куда-то еще заехать, и он не хотел их с собой возить, все-таки для нас это большая ценность.
– Еще бы – и не только для вас. А зачем французской журналистке перевод?
– Да она, собственно говоря, русская. Конечно, она и сама могла бы перевести, но уж если это сделано, так зачем лишнюю работу брать на себя. В общем, у вас еще будет возможность увидеть настоящие письма Корбюзье. Андрей завтра их привезет.
– А журналистка собирается статью писать?
– Нет, это должен быть телевизионный фильм. Она очень живо поначалу интересовалась нашей историей. Говорит, что готовит сенсацию в Париже, хотя я даже не знаю, как к этому относиться и надо ли вообще предавать гласности историю нашей семьи. Но Андрей считает, что надо, да и сам Корбюзье так считал. О нем много писали, он это всячески стимулировал. Впрочем, дама эта куда-то пропала, и, я думаю, все ее планы – пустой звук, она не показалась мне серьезной журналисткой.
Да собственно, не о ней речь.