Я не сдавался, пока Бог давал мне силы сопротивляться. Но
настал момент, когда они кончились. Я готов был согласиться на все, лишь бы прекратился этот ужас. Смерть не испугала бы меня, но я не смог
более выносить боль. О, синьор, будь я злодеем, им не пришлось бы пытать меня. Сначала меня пробовали подкупить, и суммы, которую мне
предлагали, хватило бы мне до конца моих дней. Я отказался, и тогда мне стали угрожать смертью. Когда же и смерть не испугала меня, они решили
подвергнуть меня пытке, которую герцог нечестиво называл «Великий Пост». Каждый день у меня вырывали по два зуба, а через две недели, когда я
лишился всех зубов, они занялись моими ногтями. Вытерпеть эти муки оказалось выше моих сил, и я согласился.
Белларион сделал знак солдатам, и они поставили Момбелли на ноги.
– Ты уступил их требованию отравить синьора Фачино под предлогом лечения его болезни. Вот на что ты согласился. Но кого ты имел в виду, говоря
«они»?
– Герцога Джанмарию и Антонио делла Торре, – не осмеливаясь взглянуть в пылавшие гневом глаза Беллариона, ответил Момбелли.
Белларион вспомнил предупреждения Венегоно: «Вы забываете, насколько ядовитое создание Джанмария. Вспомните о гербе их рода».
– Бедняга! – сказал Белларион. – Мне жаль тебя, и ты можешь надеяться на пощаду, если исправишь содеянное тобой.
– Увы, синьор! – простонал Момбелли, в отчаянии заламывая руки. – От этого средства нет противоядия. Оно действует, медленно разлагая
внутренности. Повесьте меня, синьор, я заслужил смерть. Не будь я трусом, я сам повесился бы, как только меня выпустили из темницы. Но герцог
угрожал мне, говоря, что, если я ослушаюсь его, пытка будет продолжена до тех пор, пока я не умру от нее. И он поклялся, что мой отказ не спасет
синьора Фачино, участь которого уже давно предрешена.
Гнев и сострадание боролись друг с другом в душе Беллариона. Разве может у кого нибудь подняться рука, подумал он, чтобы повесить этого
измученного и сломленного пытками человека! Холодным, ровным тоном он приказал:
– Верните ему одежду и содержите его под стражей до тех пор, пока я не пришлю за ним.
С этими словами он повернулся и медленно вышел из подземной камеры. Когда он поднялся наверх, во двор замка, его решение уже созрело: пускай это
будет стоить ему головы, но Джанмария не должен избегнуть возмездия.
Впервые Белларион решил свернуть с пути, по которому неуклонно продвигался все последние годы, и взяться за дело, совершенно не относящееся к
выполнению поставленной им перед собой задачи.
В тот же вечер он вновь был в седле и, словно забыв об усталости, во весь опор мчался в Милан. Он думал, что привезет с собой новости о близкой
кончине Фачино, но оказалось, что слухи опередили его на целых два дня, и в Милане считали, что Фачино не просто умирает, а уже мертв.
Трудно отыскать другой, более поучительный пример того, как возмездие настигло негодяя, без зазрения совести попиравшего Божьи заповеди и
человеческие законы, чем рассказ о судьбе Джанмарии Висконти.
В предыдущую пятницу герцог получил от одного из своих шпионов, которых было немало среди прислуги Филиппе Марии, известие о том, что яд начал
свое действие и часы Фачино сочтены. Джанмария первым делом поделился новостью с делла Торре и Лонате, и те пришли в бурный восторг, узнав, что
герцогская шея наконец то избавится от тяжелого сапога, под которым она бессильно извивалась, словно злой дракон под копытами коня святого
Георгия, а вслед за тем, воодушевившись их реакцией, он открыто заявил при дворе о кончине наместника как о свершившемся факте.