А почему молчит оркестр? вытирая влажные глаза, спросила та.
Это пауза, чтобы хор вышел на сцену. Кстати, вот и наш пропавший знакомый.
Илья, поднявшись к ним, смущенно улыбался:
Простите! Моя машина всегда портится в неподходящий момент. Спасибо прохожему, который помог мне.
Что ж, вы успели к самому важному, сказал Леон, знаменитому адажио. Здесь на смену печальному прошлому приходит успокоение и светлое раздумье. Легким аккордам струнных вторит эхо духовых инструментов, как бы внушая мысль, что боль и страдание это горькая, но необходимая цена счастья.
Да, кивала Эльза и вспомнила день, когда по мрачным коридорам Хоэншёнхаузена пронесся невероятный слух о падении берлинской стены, а потом и всего режима.
Растерянные, потрясенные, радостные возвращались зэки домой, а Эльза в Кобленц, где её ждали счастливые родители. Но их измученная дочь не ощущала себя счастливой. Отдав должное родственным чувствам, она ускользала на природу, к могучему Рейну или сидела подальше от суетливой публики в маленьком кафе.
Вскоре, однако, здесь появился еще один человек, тоже державшийся обособленно-рыжий и носатый, чей недюжинный рост давал ему естественное право смотреть на всех свысока. Презрев условности, он обратился к Эльзе:
Мы с вами чем-то похожи. Можете объяснить, чем? сказал он на немецком, смешанном с идиш.
Пожалуй, ответила она не очень охотно. Вы, конечно, еврей и ненавидите все немецкое, а я немка, которой этот народ причинил как и всему миру немало зла.
Что ж, усмехнулся тот. Это серьезная причина стать друзьями!
Подсев к ней, он представился:
Феликс! Приехал сюда на несколько дней по весьма прозаическим гешефтам.
Его бесцеремонность разоружала и, вздохнув, она назвала себя.
Так они нашли друг друга.
Его привлекало все новое, что уже не было интересно Эльзе: огромная статуя Вильгельма Завоевателя, крепость Эренбайт, базилика святого Каспара.
В жаркий день они ставили палатку на берегу Рейна, холодного и невозмутимого, пили вино, и Феликс говорил что-нибудь своё, что было ей непонятно:
Шейне рейне капурэ
И Эльза тоже удивляла его:
Знаешь, я думаю, то, что сделали нацисты с евреями не менее страшно для моего народа, чем для твоего. Это никогда не забудется. Каждый немецкий ребенок, подрастая, обязательно спросит отца: почему? И ответа не будет.
Вечера они проводили в «немецком углу» над широко сливавшимися Рейном и Мозелем, заказывали ароматный глинтвейн, о котором Феликс громко спрашивал, кошерный ли он, и с удовольствием замечал:
Смотри, там, за тем столиком мои соотечественники. Кажется, что их не стало меньше после Гитлера! У нас есть песня, где человек сравнивается с деревом. Тогда евреи это секвойи, пожар не губит их, а делает многочисленнее и сильнее.
Потом Феликс и Эльза, забыв обо всем, пели с остальным гостями нежную песню:
Meine Liebe, meine Liebe
Komm zu mir, komm zu mir
А ночью, во флигеле, выделенном Эльзе обиженными родителями, он учил ее любви, целуя бледно-голубые «лорелейные» так называл он их глаза, ее не потерявшие упругость грудь и бедра, на которых еще оставались следы тюремных истязаний, и оба сливались воедино, как две полноводные реки там, за стенами дома
Наконец, пришло время сказать ей:
Я должен вернуться домой, мои дела здесь закончены. Осталось только одно, самое важное. Я люблю тебя, и ты осчастливишь меня, если поедешь вместе со мной в маленькую, не похожую ни на какую другую страну Израиль, голос его дрогнул. Милая, не дай мне уехать одному!
Она засмеялась впервые за много времени:
Ты такой рыжий, разве можно тебе отказать?..
И обласкала его взглядом голубых лорелейных глаз
Теперь все, все! воскликнул Леон, вызывающе глянув на соседей, которые, впрочем, уже давно отодвинулись от них подальше. После этой фанфары будет знаменитая «Ода к радости», и в ней «Обнимитесь, миллионы»!
Перед хором вышли двое мужчин и две женщины, и глубокий бас наполнил амфитеатр:
О фройде!
Что это? испугалась Эльза, схватив руку сына, Он сказал то самое страшное «фройнде» друг.
Нет, улыбнулся сын, это «фройде» радость.
Нет-нет, потрясенно бормотала она, это они! Они везде! и согнувшись в три погибели, двинулась между рядами к выходу.
Эльза! оба пытались остановить ее.