Доктору Буллоку я сказал:
— Проклятые штафирки, натравили вас на меня! Они что, совсем не едят свинины?
Если ваш путь когда-нибудь лежал из Нью-Джерси в Нью-Йорк, не обратили ли вы внимания на островерхие домики и аккуратные огороженные площадки — точь в точь как образцовые немецкие деревеньки? Долетали ли до вас их запахи — перед тем, как поезд нырнёт в туннель, проходящий под Гудзоном? Это — свинооткормочные станции. Там доводят до кондиции свиней, отощавших за время путешествия из Айовы и Небраски. В общем, я — тот, кто имеет дело со свиньями. Помните, как пророк Даниил предостерегал Навуходоносора: «Тебя отлучат от людей, и обитание твоё будет с полевыми зверями»? Свиньи пожирают своё отродье, чтобы удовлетворить потребность в фосфоре. Их, как женщин, преследуют болезни щитовидной железы. О, я досконально изучил этих умных, обречённых животных! Ибо все свиноводы сходятся в одном: свиньи действительно очень умны. В своё время это открытие причинило мне моральную травму. Но, если я не лгал Фрэнсис и свиньи действительно стали частью меня самого, странно, что я полностью утратил к ним интерес.
Однако это не приближает нас к ответу на вопрос о причине моего паломничества в Африку, так что попробуем начать с другого конца.
Может, рассказать вам о моем отце? Он был известной личностью, носил бороду и играл на скрипке. Кроме того…
Нет, это к делу не относится.
Тогда вот: мои предки ограбили индейцев, оттяпав у них изрядный кусок земли. Ещё больший кусище они получили от властей, ловко обставив других поселенцев, так что я унаследовал огромное поместье.
Снова не то. При чем тут Африка?
Тем не менее, объяснение необходимо, потому что мне посчастливилось сделать жизненно важное открытие, и я должен им поделиться. Главная трудность состоит в том, что все случилось словно во сне.
Это произошло лет через восемь после окончания войны. Я успел развестись с Фрэнсис и жениться на Лили, и меня не покидало ощущение, что нужно срочно что-то делать. Вот я и подался в Африку вместе с другим миллионером и моим приятелем, Чарли Элбертом.
Я — человек скорее военного, нежели гражданского, склада характера. Однажды, будучи в армии, я подцепил вшей и пошёл в медпункт за порошком. Узнав о моей беде, четверо медиков вытащили меня обратно на улицу, раздели догола, обильно покрыли всего мыльной пеной и сбрили все волосы до единого: сзади, спереди, под мышками, внизу живота, усы, брови и так далее. Дело было на береговой линии Салерно; мимо катили грузовики с американскими солдатами, сновали местные жители: прежде всего дети и женщины. Солдаты скалили зубы и шутливо подбадривали меня; итальянцы хватались за животики. Хохотал весь прибрежный район и даже я сам — не оставляя попыток укокошить всех четверых. Наконец они слиняли, оставив меня в чем мать родила: лысым, безобразным, во власти нестерпимого зуда, хохочущим и изрыгающим проклятия. Есть вещи, которые не забываются; позднее человек видит их в правильной перспективе и даёт им верную оценку. Все это: и ослепительно-прекрасное небо, и бешеный зуд, и бритва, и Средиземноморье — колыбель человечества, и прозрачный воздух, и ласковые воды, где под пение сирен заблудился Одиссей, — навсегда запечатлелось в моей памяти.
Кстати, вши нашли убежище в некоей расщелине, так что впоследствии я ещё имел дело с этой публикой.
Война оставила глубокий след в моей душе. Я был ранен: наступил на противопехотную мину. Мне дали медаль «Пурпурное сердце»; пришлось полежать в госпитале в Неаполе. Несмотря ни на что, я был благодарен судьбе, сохранившей мне жизнь. В целом этот период подарил мне множество ярких впечатлений и неподдельных эмоций — как раз то, в чем я постоянно испытываю потребность.
Прошлой зимой я колол дрова, и большущая щепка стукнула меня по носу. Стоял мороз, я практически ничего не почувствовал — и вдруг заметил на куртке кровь. Лили закудахтала: «Ты сломал себе нос!» Нет, нос не был сломан: помог толстый слой плоти, — однако я довольно долго ходил со шрамом.