Таким вином угощу, какое ты в жизни не пил и не выпьешь!
Как учат предки: «Если действовать не будешь, ни к чему ума палата»[20]. В путь!
Да, глупостями вас на историческом не кормят. Давай еще Мари подобьем на прогул.
Мари я всегда рад! Кстати, Меджнун, ты своей Лейли[21] так в любви и не признался?
А ты своей?
Дато и Гия были не разлей вода с детства: росли в одном дворе на Кутузова, переживая общие радости и невзгоды. Проводили вместе столько времени, что в глазах окружающих стали братьями. Даже влюбленности их были схожи. Разве что Дато успел сойтись с Мари, а Гия никак не решался преодолеть барьер дружбы с Мери. «Смотри, еще замуж выйдет!» подначивал друга Дато. Они любили подзадоривать друг друга. Так, и в университет Гия поступил на спор: год слушал россказни Дато о прелестях жизни студента, а потом заявил: «За хороший спор могу сам хоть завтра поступить!» С тех пор Дато и задолжал ресторан на десять персон: достаточных денег все не заводилось. Гия не был в претензии, обнаружив в себе подлинную страсть к историческим наукам.
И сейчас, поднимаясь к дому Дато по улице Чахрухадзе[22], он сыпал фактами:
Вот дом Бараташвили[23], музей. А в начале улицы дом Текле, дочери Ираклия Второго[24].
А кто был этот Чахрухадзе? спросила Мари.
Поэт, секретарь царицы Тамар[25]! Любил ее безответно, конечно, сборник стихов в ее честь написал.
Знакомая ситуация, да? съехидничал Дато.
Гия не заметил насмешки. Он замер на месте, вытянул руку и, растопырив пальцы, стал патетично декламировать отрывок из «Тамариани»:
«Признаю: ты небо, о царица, с розой, с хрусталем должна сравниться!»
Вылитый Ленин с площади, шепнул Дато Мари, а в голос спросил: А про мой дом что скажешь? Кто из знаменитостей в третьем номере жил?
Лет через пятьдесят скажут ты, засмеялся Гия. Табличку повесим: «Здесь жил и не работал великий балабол такой-то» Знаю, что напротив была лавка Нико Пиросмани[26]. Тут повсюду в подвалах духаны[27] прятались, думаю, он и к тебе в гости хаживал.
Дато выуживал из приятеля факты не из праздного интереса: хотел знать, насколько тот поднаторел в истории и будет полезен в расшифровке таинственного ребуса с кувшина.
Ты где его взял?! кружил по крошечной, как шкатулка, комнате Гия. Он то подходил к столу, то отскакивал от него, как от огня, ударяя себя ладонями по бедрам. Мари, наоборот, оцепенела и, сидя на кровати, беззвучно шелестела губами, словно выплакавшая все слезы родственница усопшего на поминках. Дато попытался разрядить обстановку:
Ну, квеври, ну, старый, тоже мне чудо! Гол Дараселия[28] «Карлу Цейсу» в финале Кубка кубков чудо. А здесь? Разве что вино старинное, интересно попробовать!
Он поискал на столе складной нож и, сев на стул, зажал сосуд в коленях.
Остановись, варвар! Не смей! очнулся Гия, когда лезвие почти коснулось воска. Он выхватил и прижал квеври к груди, как если бы тот был живым существом. Что ты делаешь?! Это же музейная ценность!
А что такого? Открыть хотел
А я говорила, говорила: не трогай, положи на место обрела голос Мари.
Ты понимаешь, что срезать хотел? Это же монограмма царицы Тамар!
Где? не поверил Дато.
Да вот же, наклонил Гия кувшин, показывая узор на восковой «печати». Это шрифт мхедрули[29], вот «т», вот «р» Я эту печать на монетах Тамар видел.
Правда, что ли? А я думал
Думал он, не дал закончить Гия. Разрушитель! Перс! Видишь сад в окне? Раньше там дворец царя Ростома[30] стоял. А в конце XVIII века Ага Мохаммед-хан[31] напал и Тбилиси сжег. В три дня все церкви, школы, библиотеки Типография! 20 000 трупов на улицах
Я при чем? защищался Дато. Типографию не трогал! сострил он.
Тот все достижения Грузии в три дня прикончил! А тебе и десяти секунд хватило!
Не сгущай краски. Так если это печать Тамар, то квеври, что же, восемьсот лет?
Я тебе не все сказал, прищурился Гия. Ты где, говоришь, его взял?
Где взял, там больше нет.
Гия вопросительно посмотрел на Мари. Та лишь отвела взгляд.
Понятно. В общем, за печать Тамар я ручаюсь. Но есть нестыковка: надписи на обруче старше. Это асомтаврули, семь веков до Тамар.