Озвученная Дато утром идея продолжить отмечать праздник возражений не встретила. Так у молодых людей появилась первая скрепляющая союз авантюра.
И теперь, когда сторож завода намекнул на застолье, Дато среагировал молниеносно:
Удачно нас к вам прислали! Где ж еще день рождения отмечать!
А у кого праздник?!
Да вот, указал Дато на Мари.
Поздравляю! Быть тебе, дочка, такой красивой еще тысячу лет!
И не стыдно человека обманывать? сердито шептала Мари, пока вахтер вел их мимо огромных бочек, достававших до высоких сводчатых потолков.
Ш-ш! Договорились неделю праздновать? Сегодня последний день. А ему, кивнул он на спину провожатого, только дай повод. И вообще, не будь эгоисткой!
В каком смысле?
Думаешь, обманули мы? Да мы ему помогли! Дали повод душе через радость другого себя осчастливить!
Мари набрала было воздуха, чтобы возразить, но тут случился спуск по крутой лестнице, и они остановились. За решеткой в глубь галереи высокими рядами уходили уложенные одна поверх другой бутылки с вином. Каждый из траченных ржавчиной стеллажей вмещал не одну сотню пыльных, обвитых паутиной и плесенью сосудов.
Наша сокровищница! гордо заявил старик, звеня ключами. Все, что от первых дней разлили, подарки-раритеты все здесь.
Сколько же здесь бутылок? подивилась Мари.
А кто скажет? Сколько волос на твоей голове, дочка, столько и будет. Хотя, чего греха таить, редеет коллекция пригладил он редкие седые пряди.
И вы нам эти драгоценности на анализы
Э, нет! На анализы обычные «номера» нальем, а это Это будем пить! Ждите здесь.
Сказав так, он скрылся во мраке. Вернулся с двумя матовыми от возраста бутылками.
Что за вино, дедушка? спросил Дато.
Выпьем узнаем! Здесь и Сталина коллекция, и вино из царского дворца в Ликани[4], и коньяк Наполеона Музей! Хотя какой музей кладбище!
Почему же? удивилась Мари.
За вином уход нужен! Осадок высмотреть, пробку сменить Вино, как человек: живет, стареет и умирает. Вот и на этих полках половина мертвецов! А все равно несут, сволочи, на продажу несут!
Заперев, сторож суетливо повлек ребят за собой. В устроенной рядом комнате отдыха, располагавшей помимо прочего кабинетным роялем, тамада пьянел быстрее, чем сыпал тостами. Закуску не трогал и уже вскоре сетовал, как измельчал человек:
Выродился человек! Вот Эквтиме[5], тот святой был: на золоте в Париже сидел, а чайной ложки на корку хлеба не сменял! Тощий, как паутина, а народное добро не трогал! А мы?..
А мы? пискнула Мари, испугавшись его гневно сдвинутых бровей.
За три года свободы с завода столько унесли, сколько за все время в Союзе не смогли!
Тамада обнес бутылкой стол. Дато выпил стакан, Мари лишь пригубила: вино отдавало пробкой и казалось ей «мокрым».
Обвал! Два дня работаем, неделю стоим. Разве это дело? Это, я прямо скажу, хамство! Буквы в слове «Самтрест»[6] с фасада упали, и что? До сих пор рот без двух зубов! А недавно натуральный обвал был, стена рухнула. И это в спецхране!
Да вы что! искренне возмутилась Мари.
Да! А за стеной той комната, о которой и знать никто не знал. Я на телефон, давай историков звать, археологов
И что? спросил Дато.
Э-э обреченно махнул рукой сторож. До сих пор идут! Рабочих подпорки поставить месяц искал. Хамство Джавахишвили[7] все в истоке прозрел: обвал мозгов! Берия его за это и шлепнул. Знали вы об этом?
Краем уха слышали, ответил Дато, жуя хлеб.
Краем уха Это ж классик грузинской литературы!
Мы про Берию, дедушка, уточнила Мари.
Они соседи были: Джавахишвили на спуске Элбакидзе жил, Берия на горке напротив. Все в друзья набивался. Да разве интеллигент с неучем водиться станет? Куда лезешь! Он и отыгрался в 37-м, сам расстреливал!
А что за комната тайная? опомнился Дато.
Какая комната? прервался сторож, морща лоб.
Где стенка обвалилась
А-а! Интересно? Пьяные глаза блеснули над набрякшими, как бурдюки[8], веками.
Очень! подалась вперед Мари, любившая всякого рода загадки.
У нас столько историй кровь вскипит! Тот же Берия
Про него в Грузии за 70 лет наслушались, вмешалась Мари, вы про тайны!
К тому веду! Ниже на Элбакидзе спеццех был, вина в Кремль готовили. Берии вотчина. Каждую бутылку офицер из НКВД пломбировал, клянусь вашим благополучием. Сталин тот очень «Тавквери» уважал, «Атенури»: родной земли вина, горийские. Но и рачинскими не брезговал: «Хванчкара», «Киндзмараули»