Он только появился, сказал букинист. Интересная книга. Вы норвежец?
Да, кивнул я. Я еще посмотрю.
Я нашел какое-то издание дневников Делакруа и взял их, плюс альбом Тёрнера, хотя редко чьи картины так неудачно выглядят на репродукциях, как его, и книгу Поула Вада о Хаммерсхёйе, и роскошное издание, посвященное ориентализму в изобразительном искусстве.
Только я отдал книги на кассу, зазвонил мобильный. Номера моего почти никто не знает, поэтому приглушенный звук, тихо сочившийся наружу из недр бокового кармана куртки, не вызвал у меня досады. Наоборот. За вычетом короткого обмена репликами с ведущей на детской ритмике я с момента, когда Линда утром уехала учиться, ни с кем не разговаривал.
Привет, сказал Гейр. Что делаешь?
Работаю над осознанием себя, сказал я и отвернулся к стене. А ты чем занят?
Этим точно нет. Сижу на работе и наблюдаю, как тут народ выеживается. Так что стряслось?
Я встретил женщину редкой красоты.
Да?
Поболтал с ней.
Да?
Она предложила мне зайти в ее комнату.
Ты не отказался?
Нет. И она даже спросила, как меня зовут.
Но?
Но она ведет музыкальные занятия для малышей. Поэтому мне пришлось петь перед ней детские песенки и хлопать в ладоши, с Ваньей на коленях. Сидя на подушечке. Посреди дюжины мамаш с младенцами.
Гейр захохотал в голос.
Еще мне дали погремушку, чтобы я гремел ей.
Ха-ха!
Я ушел оттуда в такой ярости, что не знал уже, что делать, сказал я. Зато пригодился мой отрощенный толстый зад. И никому не было дела, что у меня складки жира на пузе.
Э-эх, засмеялся Гейр. А они такие милые и прекрасные. Не пойти ли нам прошвырнуться вечером?
Это провокация или что?
Нет, я серьезно. Мне надо поработать часов до семи, а потом можем встретиться в городе.
Не получится.
В чем тогда фишка жить в Стокгольме, коли мы и встретиться-то толком не можем?
«Когда», сказал я. «Когда», а не «коли».
Ты помнишь, когда ты прилетел в Стокгольм? И когда ехал в такси, растолковывал мне по телефону значение слова «подкаблучник», поскольку я отказался идти с тобой в ночной клуб?
В таких случаях надо говорить не «когда», а «пока», сказал я. Пока ты ехал в такси.
Один черт. Важно слово «подкаблучник». Его ты помнишь?
К сожалению, да.
И? Какие ты сделал выводы?
У меня совсем другое дело. Я не подкаблучник, а каблук. А ты пулен с задранным носом.
Ха-ха! А как насчет завтра?
К нам придут Фредрик и Карин.
Фредрик? Этот типа режиссеришко?
Я бы не стал так выражаться. Но да, это он.
Господь милосердный. А воскресенье? Нет, у вас день отдыха. Понедельник?
Годится.
Еще бы, в понедельник-то в городе народу полно.
Значит, договорились: в понедельник в «Пеликане», сказал я. Кстати, купил только что Малапарте.
А, ты у букиниста? Он хороший.
И дневники Делакруа купил.
Они тоже вроде славные. Тумас о них говорил, помню. Еще что нового?
Звонили из «Афтенпостен». Хотят интервью-портрет.
И ты не сказал нет?
Нет.
Вот и идиот. Тебе пора с этим делом завязывать.
Я знаю. Но в издательстве сказали, что журналист очень толковый. И я решил дать им последний шанс. Вдруг получится хорошо.
Не получится, сказал Гейр.
Да я и сам знаю. Ну, один хрен. Я уже согласился. А у тебя что?
Ничего. Попил кофе с булочками и социоантропологами. Потом явился бывший декан с крошками в бороде и ширинкой настежь. Он пришел поболтать, а из всех сотрудников один я его не гоняю. Поэтому он приперся ко мне.
Это тот крокодил?
Ага. Теперь он больше всего боится, что у него отнимут кабинет. Это его последний рубеж, ради него он ведет себя как душка и зайчик. Главное, правильно себя настроить. Жесткость когда можно, мягкость когда нужно.
Я попробую завтра к тебе заскочить, сказал я. У тебя как со временем?
У меня, блин, отлично. Только Ванью с собой не тащи.
Ха-ха! Слушай, я на кассе, мне надо заплатить. До завтра.
Давай. Линде и Ванье привет.
А ты Кристине.
До связи.
Ага.
Я разъединился и запихал телефон обратно в карман. Ванья по-прежнему спала. Антиквар сидел за прилавком и рассматривал каталог. Поднял на меня глаза, когда я подошел к кассе.
Все вместе тысяча пятьсот тридцать крон, сказал он.