Вот всегда, всегда так! Аля пихает пяточкой ракушку. Куда хочется, туда и не пускают. Почему?
Если очень хочешь так спрашивай только себя и делай, что хочешь.
А разве так можно?
Только так и можно, когда очень хочешь. Чем дольше живёшь тем твёрже в этом убеждаешься.
Да, а ведь можно, если не дрейфить, можно. Принять то гражданство, зарегистрироваться там и жить с ней в России не таясь. Увезти к себе в обсерваторию. И были бы мы там и наедине, и среди природы. Лет на десять два центра мироздания, а потом, наверно, отпустил бы её ей будет восемнадцать дылда, а мне за семьдесят почётный старикан, а может, и нет, что загадывать. Стал бы ей сам и учитель, и воспитатель, и друг, как у гамадрилов центру мироздания общество не обязательно. Весь выплеснусь для неё, всё отдам, и выйдет она свободная и новая и такая же светлая.
И о чём ты думаешь? Куда собрался, с чего? Вот что удивительно-то.
Да, если б ей забеременеть, тогда, может, и отпустят. Маме своей она, по всему видно, не больно-то и нужна. Или меня привлекут. А и пусть.
А давай играть, тормошит Алечка, в одну игру. Очень интересная.
В какую?
Я называю тебя, а ты называешь меня, и так по очереди.
Да уж, интересная. Ну, давай, поиграем. Кто начинает?
Бо-ро-дач, опять трогает бороду.
Цветочек, поглаживаю скользкую упругую коленочку.
Алёша.
Русалочка.
Какашка! кривит ротик сердито.
Почему?
Потому что я не русалочка, я девочка!
Ну, не обижайся, ласкаю усами ушко, конечно, девочка. Самая лучшая, самая красивая на свете!
Озираюсь на точки, что находились у валунов теперь уже в них можно различить две парочки, неуклонно бредущие к нам. Вот ведь тащит их нелёгкая!
Балалам, докатившаяся тропическая солёная газировка подхватывает нас под мышки. Кувыркаемся среди пузырьков, песчинок и прикосновений.
Поплыли?
Поплыли!
Встаём из пены морской, блистая в брызгах и смеясь: маленькая задорная девочка русалочка аппетитно пухленькая, со стройными ножками и крепкий полноватый мужик с юной искоркой из-под ресниц. Ну, где ты, где ты, возраст?! Где ты, пресловутая разница? Нету этого. Я просто долгий молодой, а в ней уже рвётся на волю готовая женщина. И мы живём.
В складках губ проступает нежность, любуюсь, притягиваю, маню. Она радостно отзывается, напрыгивает и обнимает от всей души: крепко, крепко.
Моё.
Хы-э, в груди замирает чьим-то трепетом. Наше тепло. Дыхание. Запах. Мокрые волосы размалинивают струны, пальцы зазвучали. А её ножки! Её ножки обвились музыка, музыка.
Уэву!.. Уэву!.. Уэву!.. восторг в клёкоте птицы, кружащей под кручей.
Поднимаю голову солнце высоко, высоко.
Ты мой самый лучший друг! шепчет в лицо лучезарный лик.
Я тебя люблю.
Волны, волны, волны Я это сказал! Я ска-зал э-то.
Волны, волны, несу её в волны. Значит, это правда. Ей
Волны, волны, то по колено, то уже по горло. Голая ладонь робка, но настойчива. Какой бархат, страшно! Моя муза, прильнувшая к сердцу, будто полуспит.
!!!..!!!..!!!..!
!!!..!!!..!!!..!
Прогуливающиеся парочки теперь уже совсем неподалёку остановились и уставились на двоих, идущих в море.
Что за стадо! Куда бы от всех них подальше. Придётся уплывать за линию прибоя.
Штормит, штормит, как всегда. Двухметровые, трёхметровые гребни заворачиваются и низвергаются, расшибаясь с грохотом о дно вдребезги.
Нам нужно за прибой, там спокойнее. Не утопить бы трусы, а то убежали с ней с общего пляжа даже без шляпы.
ин! ин! доносится сзади.
Оглядываюсь уже почти вплавь: фигурки на берегу машут нам, что-то кричат, но можно разобрать только окончание: ин! ин!
Что это ещё за «ин» такой объявился? Дельфин? Марлин?
Неужели марлин?! Прекрасное чудовище может пронзить сразу обоих. Да что марлин вот она!
Держись крепче за меня, Алечка!
Чёрная стена воды вздымается, растёт, растёт (когда же это кончится!?), растёт, начинает нависать, нависает, нависает, висит
Ныряем!! Резко подныриваю под подошву навстречу гигантскому валу. Аля ухватилась за шею и работает ногами брассом.
Здорово помогает! Русалка! Какая смелая, ловкая девочка!
Всплываем. Сразу же другая стена и гребень, падающий на нас.