Дотянули таки до городу, сразу к церкве вышли. Илья Иванович бывал в ей в стары годы. Как-то не закрыто оказалось, и батюшка живой, служит даже. Указали им старушку, пустила их в комнатку. Ночевали, мужики с утра сразу пошли на рынок, работу найти. И вот-вот уж у их всё сладилось, откуда ни возьмись товарищи. Пролетарская милиция. Хто такие, почему, что? Сразу в зуботы́чки. Ну и в тюрму конечно. Вот тебе и пришли домой! Илья Иванович успел токо сыну сказать:
Это ништо, не робей, ничё емя́м не говори. Бог-от на что!
Врозь их развели. Всё так делали, чтобы, значит, не сговаривались. А чё толку-то? Сговаривайся, не сговаривайся, так тюрма, и ек тюрма.
Мужики утром-то ишшо уйти не успели, как схватило Марию. Оне то́ и поспешили, мы, мол, свои дела станем ладить, а бабы свои. Да вышло бабы-то лучше́е их поправились. Приняла Авдотья у снохи парнишечку, крохотного, слабёхотного. Ну, заревел, дак, может, оклема́ется. Положила на живот его матере-то, велела так держать всё время. Дома бы над навозом выпарили, недоношеных-то всё так выхаживают. А тут уж как придётся. Ладно, хоть молоко есь, берёт вроде, ест помаленьку, слава Богу.
Стали мужиков ждать. Ждали, ждали, все жда́ны прошли нету и нету. Вот стемня́лось, ночевать надо, чё делать-то бо́ле. Утром Авдотья пошла искать, дошла до рынка сказывали, что туда пойдут дак. Насилу доспроси́лась, кака́-та бабёнка сказала ей, что да как. Кинулась сразу туда, к тюрме-то, да опомнилась: а ну как и её заарестуют, куда Марие деваться? Опамятовалась, села на лавочку. Поплакала, конечно, не без этого. Ревёт да молится, молится да ревёт. Реви, не реви, иди обратно на квартиру.
Мария сразу в слёзы, да с причетом.
Ой, девка, не реви, парнишку-то пупок надорвёшь!
Где там! Помолчит, да опять за то же. Авдотья уж сама-та держится, чтобы их не травить. Робетёнок конечно забеспокоился, ись худо стал. Вроде маленько Мария образумилась. А нет-нет, да опять затрясётся. Так и сидели в своей норе, одна ревёт, друга́ молится.
Кормиться, однако, надо как-то. Пошла Авдотья к тому же батюшке, подсказал, где можно наняться постирать да пол смыть. Так день ото́ дню тянулись. Где хозяйка подскажет работу, где кто. Мало-мало болтались. Но кака́ это жись? Надо ведь про мужиков разузнать, свидеться уж видно не придётся. Хозяйка глядела, глядела на их, видно, говорит, мне придётся сходить, жалость одна глядеть на вас. И ведь сходила, добилась как-то пустили её к Илье. Пришла домой-то, надо, говорит, исповедаться батюшке за враньё. Чё уж она там сказала, в тюрме-то, не в какую не призналась, рукой токо махнула. Авдотья и так с первого дня за её молилась, а тут вовсе.
Передавал Илья Иванович благословленье внуку, велел Николаем назвать. В честь Николы зимнего, он их провёл всю дорогу, ему и честь. Про себя сказал: увозить обратно их, вроде, не будут, станут тут держать. Мужики, там с ими которые, говорят, что, кого ладят застрелить, дак сразу уводят. Видно, их не будут пока. Вы, мол, живите, как Бог приведёт.
Самое первое дело было Николу окрестить. Жись вон какая, а он слабёхонек. Боязно ждать положенного срока. Батюшка пришёл на квартиру, вечером, в потёмках, помолились за узников, а утром ранёхонько парнишку покрестили, стал Николай. Батюшка засветло ушёл. Жду, говорит, вас на Литурги́ю в воскресенье. Токо не попали оне на службу-то. Пришла в пятницу хозяйка, слёзы вытирает. Увезли батюшку товарищи. Церкву закрыть пока не закрыли, да служить-то всё одно некому. Им само главно, чтобы не служили. Старухи приглядывают, да отец настоятель успел шепнуть им, чтобы иконки по домам сберегли, вот уносят потихоньку. Грозятся покойницкую в церкве-то сделать. Либо, говорят, будет клуб, чтобы молодёжь ночью там плясала, песни пела. Видно, негде им, христовым, плясать-то, церква самая та.
Что скажешь, всё уж сказано: беда одна не живёт. Завсегда следом беда за бедой тянутся. Тут хоть не ломают, в Мироновой, в Легушиной да в Деевой изломали церквы-то, всё развороти́ли, ободрали.
Ну не век чужих людей тяготи́ть, надо пробираться ближе к родным избам. Набрали на билеты, пошли на станцию, хоть с опаской, да сели в поезд. А в Егоршиной уж разошлись: Авдотья пошла к брату, в Борисову, Мария к родителям, в Госьтёву.
* * *
Александра не знала, как дождаться поезда до Егоршиной, хоть вперёд его беги! Как она, деревенская баба, нашла того, кто ответил на её вопросы, нашла в большом городе, в котором разо́чка два бывала с тятей, и то маленькая один Бог знал. Это ей шибко трудно и не показалось. Душа горела, беда сил придавала, Господь путь указывал. Сперва в церкву, конечно, зашла, молебен отстояла. Потом тут спросила, там узнала, здесь прове́дала. От порога к порогу, от начальника к начальнику, от дверей к дверям. Ну, правду молвить, были у неё с собой взяты пара платков, полоте́нчики вышитые, серёжки стеклянные. На всякий случай.