В обеденной зале было невесело. Вайонна произнесла целую речь о том, какая ужасная и несчастная случайность произошла с «любезной» принцессой Хемнель, и о том, как важно, чтобы, несмотря на это, завтрашняя церемония прошла «достойно». Гости согласились с доводами. Бурбоса в зале не было, он ушел в мельхийский лагерь сообщить им о Бедняга!
Принцесса постаралась не упустить из виду аппалийцев и после собрания проследовала за ними по коридорам. Они, очевидно, направлялись в купальню. По пути принцесса прикидывала, что получится, если Катверия и есть убийца? Даже если так вряд ли она бросится на принцессу посреди бела дня с кинжалом, а по разговору можно будет что-нибудь понять. Посередине перехода над ручьем принцесса окликнула пару по-аппалийски:
Леди Катверия, они оглянулись. Простите, могу я говорить с вами один к один?
Катверия что-то протатакала и Орджонно, улыбнувшись принцессе, пошел дальше.
Я хочу спросить, начала принцесса, опираясь на парапет и собирая все свои знания аппалийского в одну, увы, довольно скромную кучу. Я случайно видела Слушала, как вы говорили с Хемнель вчера утром.
А! протянула Катверия, припоминая.
Принцесса немного расслабилась. Это прозвучало так по-человечески, что показалось, будто Катверия сейчас и заговорит на каком-нибудь понятном языке. Но нет!
Тра-та-та принцесса прервала это, выставив вперед две прямые ладони.
Пожалуйста, очень медленно! очень медленно сказала принцесса.
Катверия кивнула.
Она, служебный глагол прошедшего времени, неизвестный глагол, ее маленькие цветочки, впереди от, неизвестное слово, мой муж! медленно сказала Катверия, точнее, это было то, что медленно разобрала принцесса.
Принцесса благодарно ей улыбнулась. Слова «она» и «мой муж» в одном предложении, в принципе, уже указывали на суть дела, но хотелось подробностей при чем тут цветочки?
Можно еще один раз? попросила она, сложив ладони вместе.
Катверия не возражала, ей даже было приятно, что кто-то говорит с ней на ее языке. На этот раз она сопровождала каждое слово поясняющим жестом, и до принцессы наконец дошло: фразу «она распускала свои бутончики под носом моего мужа» нужно было переводить как «строила глазки»! Принцесса хотела попросить Катверию не употреблять больше идиоматических выражений, но расколи ей черепок! как сказать «идиоматический» по-аппалийски?
Мне не нужна здесь любовница мужа! объясняла Катверия, жестикулируя, и дело потихоньку налаживалось. У него уже есть две любовницы дома, в Аппалии. Я сама их выбирала.
Принцесса предположила, что в переводе путаются какие-то детали, но общая картина была ясна. Кое-что, впрочем, ее зацепило.
Вы не боитесь, что ваш муж вас подбирала слова принцесса. Что Орджонно уйдет от вас?
Уйдет? удивилась Катверия. Нет! Конечно нет!
Посмотрев на недоумевающую принцессу, Катверия сообразила, в чем путаница:
Мой отец есть брат короля Аппалии, сказала она, прикладывая пухлую руку к такой же груди. Не его!
А! все встало на свои места. Спасибо!
Внизу, по дороге от лагеря к малым воротам, двигалась маленькая фигурка Бурбоса. Они обе его заметили.
Очень жалко бедную девочку, сказала Катверия, глядя вниз между зубцами парапета.
А откуда вы знаете, что Хемнель принцесса изобразила собой распускающийся бутончик. Вы видели вашими глазами?
Катверия покачала головой, нахмурилась, пошарила взглядом по плитам перехода, приложила пальцы в перстнях к губам.
А! сказала она наконец. Это мне рассказала Миосса! Нет Альомна!
Принцесса была неприятно удивлена. Она поблагодарила Катверию и пошла в замок, размышляя на ходу. Еще раз Катверия сердилась на Хемнель, потому что эта двойная Мальмоса что-то ей сообщила. Принцесса посмотрела на саму себя и почувствовала, как натягивается кожа на затылке. А она сама-то откуда знает про «деревенщину»? От принца Фота! А он? Хемнель могла обозвать ее, например, по-свойски обсуждая окружающих с Бурбосом. Но не с Фотом же!
Саму принцессу с детства учили, что ее мнение об окружающих людях вообще никому неинтересно. Симпатичен ей кто-то или, наоборот, вызывает отторжение, не имеет значения ее дело дружелюбно-сдержанно улыбаться и всем одинаково утешать взор. И уж точно не позволять себе никаких комментариев в присутствии чужих ушей. Почему же Хемнель сочла это возможным?