Смахивая кнутом капли этого пота, Некос стегал раба по бокам и бедрам, рассекая кожу яркими сочными полосами, подобными улыбке раскроенного надвое переспелого арбуза. Он бил и бил, а стоявший подле Бомилькар, уродуя криком лицо старого коршуна, вопрошал:
– Зачем ты это сделал?! Зачем?!
Но раб не ответил. После очередного удара его тело изогнулось дугой, дернулось так, что захрустели суставы, и обмякло. Некос отложил кнут и пощупал запястье раба.
– Мертв! – сообщил он, виновато отводя взор.
Бомилькар разразился бранью, но Ганнибал остановил его, тронув за руку.
– Пойдем.
Все четверо – Ганнибал, брат Гасдрубал, Бомилькар и Карталон – оставили Некоса наедине с мертвецом и вышли на свежий воздух.
– Ну зачем он это сделал?! – в отчаянии воскликнул Бомилькар.
– Он отомстил, – ответил Ганнибал, хотя ответ был известен всем. – В этой стране так принято. Раб должен мстить за своего господина. Гасдрубал убил его господина, раб убил Гасдрубала. Мы убили раба…
Ганнибал умолк. Фраза вышла двусмысленной, и прочие удивленно посмотрели на него.
– У раба нет раба, чтоб отомстить, – сказал Карталон, муж искушенный в интригах не менее чем в баталиях.
– К счастью, нет, – согласился Ганнибал. Ему вдруг стало зябко, и он запахнул поплотней плащ, выкрашенный ярким пурпуром. – Что-то будет теперь?
– О чем ты? – спросил Карталон. Он выпачкал руки в крови и теперь наклонился над бегущей по желобу водой и оттирал яркие пятна. Ганнибал наблюдал за этим, его била нервная дрожь, какую сын Гамилькара изо всех сил пытался скрыть. Он не раз в своей жизни видел свежую кровь, но никак не мог привыкнуть к этому зрелищу. Ганнибал кашлянул, проталкивая застрявший в горле ком.
– Кто завершит дело Гасдрубала?
Бомилькар открыл рот, желая что-то сказать, но его опередил другой Гасдрубал, приходившийся Ганнибалу братом. Он был на редкость красив лицом, не походя ни на брата, ни на прочих карфагенян, но соединяя в себе лучшее, что только можно найти в облике северных и южных народов – силу, благородство, мужественность.
– Ты! – горячо воскликнул он. – Только ты!
– Или начать другое дело! – веско вставил Карталон.
– О чем ты? – спросил на этот раз Ганнибал.
Вместо ответа Карталон поманил его пальцем. Карталон был умен и отважен, более умен. Он был генералом и дипломатом, более дипломатом. Гамилькар прислушивался к его советам, Гасдрубал прислушивался, и теперь настало время прислушиваться Ганнибалу.
Когда Ганнибал послушно приблизился и склонил голову ближе к невысокому Карталону, тот шепнул:
– Не пора ли подумать о том, чтобы воскресить дело великого Барки, твоего отца? Не пора ли тебе вспомнить о клятве?
Клятва! Лицо Ганнибала, мужественное и по-своему привлекательное, исказилось. Ганнибал помнил тот день так четко, словно это было всего лишь вчера. В тот день отец разбудил его Ранним утром, когда солнце еще не подняло сверкающие рога над запотелою кромкою горизонта.
– Идем, сынок, – сказал отец, помогая Ганнибалу облачиться. Мальчик хотел спросить: куда, но отец опередил его. – Ты хочешь плыть со мной в Иберию, но для этого ты должен стать взрослым. Пришло время стать взрослым.
И Ганнибал послушно последовал за отцом. Тот подвел его к жертвеннику Ваалхаммона, окруженному рядами воинов. Тускло блестела сталь, сочившаяся утренней влагой. Подле алтаря, на каком уже было разожжено пламя, неторопливо сновали торжественные жрецы, чьи лица оттенялись мрачными венцами курчавых волос. Одни подносили дрова, другие готовили к закланию жертву. Отец подвел Ганнибала к алтарю и кивнул.
Отточенный нож вонзился в горло прекрасного белого быка. Коротко всхрипнув, бык рухнул на колени. На отполированные временем и многими жертвами камни щедро хлынула кровь. Жрецы запели священные гимны, воины вторили их стройным голосам, мерно ударяя клинками в щиты.