Борис Ильич Вольфсон - Канатоходец, или После постмодерна стр 3.

Пророков нет известный афоризм!
Ну, может быть, у диких алеутов
живут они без видимых харизм
и прочих всем заметных атрибутов.

А мы освободились от оков,
чтоб вновь попасть в компьютерные сети.
Пророки есть, но общий шум таков,
что их расслышать могут только дети.

Они не делят мир на Ты и Я,
они во сне смеются и летают.
Известны детям тайны бытия,
но лишь пока они не вырастают.

А после, после слышимость не та,
и видимость, и просто нет желанья,
и время отнимает суета,
и непонятны древние камланья.

Следит пророк, вселенной делегат,
горюя о всезнанье одиноком,
как мы бредём на ощупь, наугад,
а будущее смотрит грозным оком.

Хотя читатели у нас довольно редки,
у самых шустрых чуть побольше, но не очень,
мы все щебечем, как воробышки на ветке,
топорщим пёрышки и крыльями хлопочем.

Понятно, в общем-то, что дело не в нахрапе
и не в усердии, когда среда как вата.
Мы след оставим у прохожего на шляпе,
но кто конкретно разобраться трудновато.

К Международному дню психического здоровья

Спокойствия психического ради,
к ментальному не склонный неглиже,
лежу себе, как слива в маринаде,
и никого не трогаю уже.

Я облетел, как лист увядший с клёна,
валяюсь под, хотя умею над,
стал синим, был в пупырках и зелёный,
но, главное, удачный маринад.

В условиях тотального заката
я защищён, мне крепко повезло,
что здесь со мной надёжные ребята,
нас в этой банке ровно полкило!

Я говорю:  Повсюду ложь!
Он говорит:  Фантазия!
Я говорю:  Бесстыдство сплошь!
Он говорит:  Евразия!

А я:  При чём тут континент?
Плевать на территорию!
А он:  Взгляни на контингент
и не забудь историю!

А я опять про море лжи,
в котором тонет истина!
А он:  За эти рубежи
нам выплывать бессмысленно!

Пора бы снюхаться с жульём,
нас не отдавшим Западу:
оно своё, мы здесь живём,
приноровившись к запаху.

Своё в Ростове и в Уфе,
далась нам та Европа ли! 
как рыбки плаваем в ухе,
покуда нас не слопали!

Был не в себе, теперь, отбой трубя,
не унесённый принесённый ветром,
ушёл, что называется, в себя,
из экстра- стал типичным интровертом.

Окуклился, хотя не шелкопряд
и ценной нити из меня не скрутишь.
Но, чтобы не скрутил меня наряд,
в кармане прячу свой заветный кукиш.

Я у костра сижу на берегу,
но аккуратно сам не возгораюсь,
другие в крик, я цыц и ни гу-гу,

и в драку лезть ни с кем не собираюсь,
и из себя не выходить стараюсь,
но чувствую, что больше не могу!

Может, я не готов пока
или просто клюю не так,
но срываюсь опять с крючка,
ты прости меня, мой рыбак.

Знаю я, ты пришёл за мной.
Принимая игру твою,
я прельститься хочу блесной,
но, как видно, не так клюю.

Ты прости, что опять в сачке
мелочь корм для твоих котов.
Я б и рад висеть на крючке,
просто, видимо, не готов.

А в реке тишина и мрак,
над рекою июльский зной.
Из-под груды речных коряг
я любуюсь твоей блесной.

Величина случайная, бреду
среди стволов, древесных единиц,
в лесу, арифметическом ряду,
по выцветшей поверхности страниц.

Я заблудился, спутал все следы,
и формулы забыл, и потерял
ориентир, но в небе из слюды
бликует мой расчётный матерьял.

И я считаю звёзды и с трудом
тропинку, занесённую листвой,
нащупываю, чтоб вернуться в дом
по эху на дорожке цифрововой.

Я отыщу решенье, «горячо»
шепнёт мне кто-то в книжный мой загон
про лес и смысл творенья, а ещё
про звёзды и про нравственный закон.

Пускай они пока ещё чисты,
но формула топорщится в мозгу,
шуршат, шуршат опавшие листы,
я записать ответ на них смогу.