Чтобы больше так не рисковать, спущусь-ка я в те катакомбы под городом. Там нет риска случайно убить кого-нибудь постороннего, и можно не опасаться, что тебя заметят. То, что здесь темно, мне не помешает. Наоборот, это очень хорошо! Во-первых, в темноте гораздо лучше сосредотачиваться на «пути воина». А во-вторых надо же учиться бою с закрытыми глазами, чтобы развивался ещё и слух. Мой сэнсей Яосицукоми не единожды рассказывал, что только используя слух можно биться с любым числом противников».
Запись 12. «Снова сел за бумагу и тушь после очень долгого перерыва. Писать было не о чем. Всякие мелкие бытовые подробности моего здесь пребывания вряд ли заслужат благосклонность читателя. Да и сам я вскоре освоился настолько, что перестал обращать внимание на разницу между нашими культурами. Я написал «культурами»? Что ж, и за варварами надо признать некоторое её наличие.
Я было описал свой путь сюда и кое-что из того, что случилось здесь, в Синь-Бао-Го-Ро-Си-Ко. Потом забросил писательское ремесло, и даже какое-то время думал, что потерял свой дневник, но нет. Как-то раз, в пору душевного отчаяния, я снова отыскал его, и вписал туда маленькую историю своей любви, что повлекла за собой все последующие события. Теперь я снова взял себя в руки и могу писать дальше. О, Митикоси, Митикоси Ждешь ли, надеешься ли, что твой Хатэтуримо вернется живым и с Зеркалом в придачу?
Перечитав написанное, я вырвал тот лист и поместил его первым в своей тетради пусть с него все и начинается.
Снова сев за записи ты словно уносишься мыслями в прошлое
Но я отвлекся. Итак, с момента моего отбытия из Ниппон минуло уже три года. Три долгих, бесконечно долгих года. Я высчитал это приблизительно, ибо на самом деле точного времени не знаю, сбившись со счета дней ещё в пути, когда меня свалила лихорадка. Здешние времена года и местное летоисчисление, столь не похожие на наши, не дают мне возможности толком определить, какой сегодня день и даже месяц. Сейчас, кажется осень. По крайней мере, так утверждают варвары. Что ж, пусть это будет осень.
Я здесь, в этой таинственной стране, что наши географы очень неуверенно чертят на своих картах, и тысячи тысяч ри35, отделяющие меня от родины, уже меня не пугают. Если бы меня вдруг схватили и стали пытать (это я так, фантазирую), я с радостью бы умер за Отчизну, постаравшись скрыть от варваров существование могущественной Ниппон, но, как выяснилось, они и так неплохо о нас осведомлены, называя нашу страну «Заханьскими островами». То есть, мы для них всего лишь какие-то жалкие острова, расположенные за Империей Хань. И увы, на эти острова им глубоко плевать
Я неплохо изучил варварский язык (по крайней мере они меня понимают; вот несколько примеров из него для тебя, любознательный читатель: «горова» верхняя часть туловища, «саро» толстая прослойка у животного свинья, «розька» приспособление для еды, заменяющее палочки, «мудзчина» человек, «дедюська» уважаемый господин), в совершенстве овладел катаной, куда лучше, чем до моего приезда сюда. Но я ни на лисий шаг, ни на ничтожный сун36 не приблизился к моей цели. Да, я теперь почтенный сторож «дедушка Хотя», так меня называют. Но разве это открывает мне дорогу во дворец (сарай, по сравнению с Коралловыми Покоями нашего Императора) князя Во-Ро-Да-Ря (ещё одно трудное имя), где хранится наша святыня? Нет, не открывает. И я, как говорят варвары «сидзю у радзбитого корита». Печально это признавать, но это так и есть.
Зачем, о Аматэрасу, этот ничтожный Ису, подлый узурпатор Жемчужного Престола, решил обратить свой взор сюда, на северо-запад? Зачем он, червь кольчатый, додумался подарить варварам наше Нефритовое Зеркало? Ради военного союза? Но варвары живут так далеко, что даже если бы и захотели помочь Ису, то они опоздали бы со своими войсками почти на год. Ибо три с лишним месяца шла бы просьба о помощи, полгода дикари решали бы идти или нет, и ещё три месяца добирались до нас. Я так думаю, здешний правитель давно и думать забыл о каком-то там Ису, и уж тем более не знает, что мерзавец давно свержен и четвертован.
Я пару раз видел издали князя Во-Ро-Да-Ря, когда он совершал свой церемониальный выезд (отмечу, не очень пышный). Весьма неприятный на вид господин. Тучный, злой лицом и гневливый взором. Безобразная родинка на его левой щеке сказала мне, что сей правитель умрет не своей смертью. Что ж, я думаю, мало кто будет по нему плакать. Все его ругают, и я присоединяю свой голос к ним, ибо он имеет наглость считать себя повелителем чуть ли не всего мира, хотя и владеет-то всего-навсего одной шестой частью суши!