Долго тут сидеть-то?
Время и правда прошло уже порядочно. Час, не меньше. Но никто из-за двери не выходил, внутрь не звал. Даже шума никакого слышно не было.
Один из стражи нехотя ответил:
Долго, не долго. Тебе теперь все одно теперь спешить некуда.
Оно понятно, согласился дед, А к кому хоть привели? Ведь не до князя же?
Отозвался второй воин:
К воеводе привели.
По выражению лиц обоих дружинников, было видно, что им этот воевода нужен так же, как собаке пятая нога. Яромилыч же не мог поверить своим ушам. Воевода? Откуда в Зибунях взялся воевода?! В силу малости города, князь держал совсем небольшую дружину, которой сам же и распоряжался. Дружинники охраняли князя, присматривали за порядком на улицах города и сторожили посменно при въездных воротах. Разбойные ватаги, конечно, пошаливали в лесах вокруг где без этого! но в городе озоровать не осмеливались, в силу чего Зибуня и слыли довольно мирной волостью. Иметь ещё и воеводу было не только бессмысленно, но и слишком накладно для государства, потому-то в своё время и боярин Вышата получил отставку. И вот теперь откуда-то взялся новый воевода!
Какой воевода? изумленно спросил Яромилыч, ерзая на скамье.
Стоящий справа буркнул:
Вчера днем приехал. Говорят, из Синебугорска прислали, листы оттуда привёз, с печатями, всё честь честью. Будет теперь у нас всеми Приказами сразу заведовать. И Сыскным, и Тайным, и всеми остальными. Так сразу и заявил, как приехал. А какие Приказы? У нас тут в глуши ничего такого отродясь не было! Нас к себе прямо посередь ночи вызвал, велел тебя из-под земли достать и ему предъявить. Говорит, донесли ему. Небось, эти самые и донесли, баба да два мужика, что с нами у тебя были.
Яромилыч слушал, открыв рот. Эвон, как презанятно получается, если все сопоставить! Вчера днем вдруг приехал воевода, который тут и даром не надобен, и уже ночью посылает за ним, получив донос о поджоге. И именно прошлым вечером он, Яромилыч, и пошёл в ведьмин дом, причем пожар начался ночью. Если его видели выбирающимся с Любавиного двора, то донести должны были немедленно, причем уже зная точно кому. Что-то больно скоро все получилось. И воевода этот как нельзя «кстати» подвернулся Не о том ли ведьма предупреждала, что бед впереди ещё много?
Стражник, решив, что наговорил лишку, замолк. Похоже, окончательно. Яромилычу расхотелось спрашивать. Толку-то? Какое-то время погодя и так все станет ясно. Он устроился поудобнее, насколько это было возможно на жесткой скамье, и принялся ждать. Должно быть, воевода нарочно задержал его перед дверью, чтобы обвиняемый вдосталь помаялся неизвестностью. Чтобы, как предстанет пред ясны очи батюшки-воеводы, уже настолько был измотан страхом, что готов был бы признаться в любом лиходействе только, мол, отпусти душу на покаяние!.. Большую часть жизни Яромилыч прожил тихо и мирно, с дознавателями никогда проежде не сталкивался, но подумал, что, доведись ему допрашивать преступника, он действовал бы именно так.
Вот только хитрый расчёт загадочного нового воеводы в этот раз не оправдался. Непривычные приключения вкупе с бессонной ночью вымотали Яромилыча, и вскоре дед мирно заснул, крепко уперевшись палкой в пол.
Новоприбывший воевода этой ночью тоже бодрствовал, ибо не до сна ему было, ох не до сна. Худощавый, с благообразной бородой, зачесанными на пробор волосами и в новенькой богатой шубе, положенной ему по должности, в мягких замшевых сапожках, он метался по горнице, точно зверь по клетке, и на душе у него было не светлее, чем у татя, ожидающего суда.
Дело, в которое он ввязался, было для него новым, а наниматели были такими важными и могущественными людьми, что в случае неудачи ему бы оторвали голову. В прямом смысле. После того, как поотрывали бы руки-ноги и всё остальное. Несколько раз воевода подумывал, а не стоит ли ему выйти, скажем, до ветру, переоблачиться в одёжку попроще и удрапать из Зибуней, чем дальше, тем лучше. Но потом он вспоминал, какую выгоду сулило удачное завершение дела, и, вздохнув, гнал мысли о побеге.
Воеводой он стал недавно: седмицу назад. Он не был ни боярином, ни витязем, а промышлял мошенничеством. Он «охотился» на состоятельных вдовушек, тоскующих по мужскому вниманию в этом ему помогала представительная внешность и вежливое обхождение. А пожив у очередной простушки, поверившей, что теперь в её жизнь вошло настоящее счастье, Кот (как прозвали его собратья по ремеслу) правдами-неправдами узнавал, где она хранила свои сбережения. После чего исчезал из этой её жизни навсегда, прихватив несколько ценных вещиц и одну, совершенно пустяковую. Ценности сбывал нелюбопытным скупщикам, а пустяковину обязательно оставлял на память. Прогуляв добычу, он снова шёл на охоту.