«Лодья англицкая, по прозванию Old Piper, сиречь Старый трубач, суть судно великое, поболе любой лодьи поморской. Приспособлено к переходу за моря без наблюдения берега. В длину имеет пятнадцать косых сажен, а в ширину имеет четыре косых сажени, и на столько же борт в средней части возвышается над водой. В крайних же частях имеются возвышающиеся сооружения, с бортом сделанные заподлицо. В этих частях каюты капитана, его помощников, рулевой дрын, сиречь румпель, с отдельной для него отгородкой, и прочее в том духе. Мачт лодья имеет три, и еще одну наклонную, бушпритом называемую. Весу же имеет, коли верить Томазу Берроу, без малого осьмнадцать тысяч пудов, когда груженое. Ежели смотреть от днища, сначала расположен малый трюм для тяжелых чушек, веревок на замену снасти да бревен на запасные реи. Лежит это все, дабы не перевернулось судно. Выше палуба для грузов, здесь же обитое железом хранилище огневого запаса и кладовая для пищи и воды. Выше палуба, где ночуют обычные сейлоры, и тут же стоят пушки, дулами обращенные к вырезам в борту, дабы стрелять в боки. Если подняться выше, посередь будет уже палуба верхняя, с малыми пушечками, а по краям означенные надстройки вздымаются еще на две или три сажени. Две лестницы ведут на каждую. На верху же кормовой надстройки»
На этом месте пришлось прерваться: появился тот, кому Андрей непосредственно подчинялся. Возле кружала остановился возок, из него вышел и протиснулся в низкую кабацкую дверь еще один носитель по-английски скроенного камзола.
Борис Васильевич Ушатый, мелкий князёк из ярославских. Видно сразу, родила его мамка не от проезжего молодца: фамильное прозвище подходило ему вполне. Уши его, большие, мясистые, верхними частями загибались наружу, и остались так, даже когда он стянул с головы мягкую заморскую шляпу, обнаружив обширную плешь. Рында скривился про себя: так и не привык к неприятному облику начальника. Губки гузкой, вечно мокрые, волосья не мыты, борода длинна да жидка, лоб шишкой торчит то ли лихой человек, то ли расстрига, то ли чертяка в людском обличье.
Говорят, мол, начальник не червонец, чтоб нравиться. А все же не только поэтому Андрей не чуял в себе рвения и любви к своему руководителю. Сколько они в устье Двины околачиваются, а так Ушатый и не намекнул зачем, что намереваются делать, кому их свершения во благо, кому во вред. Особенно как подумаешь о том, что в государстве творится что-то неладное, тот копает под этого, этот того предает и все почем зря грызутся. О, как легко нынче попасть в неприятное дело или взять грех на душу! В общем, снедало недоросля любопытство. Знать подноготную предприятия, которое определил им управитель московский Василий Иванович Шуйский, Курбскому не полагалось, но хотелось.
Чаял Курбский не зря, новости были. Ушатый сел, вялым жестом усадил почтительно вскочивших подчиненных, принял кружку кваса у подсуетившегося мальчугана-прислужника, отпил залпом не менее половины и сказал:
Доставлено мне указание из Белозерского монастыря, где на моленье остановился надежа-князь Иван Васильевич Шуйский. Предстоит немедля отплывать на аглицкой лодье. Вы двое, Ушатый кивнул невзрачным молодцам, отправляйтесь собирать нужное. Наточите сабельки, зарядите пистоли, проверьте снедь по списку, сами знаете. Ты, новик, стрелой сейчас к Томазу Барову, передай эту записку с наказом да англицким языком истолкуй, чтобы готовил отплытие и принимал проводника из поморов, указать путь. Сунешь в письмишко нос об твое рыло кулак почищу, понял?
Курбский принял засургученный листок и, как было велено, стрелой устремился вниз по улице к гавани и дому капитана. Хоть дворяне пешими и не передвигаются обычно, припустил бегом. Всего-то пути саженей двести, дольше коня отвязывать! К Тому Берроу заставлять ходить не приходилось, Андрей сам, что ни день, выискивал повод пообщаться с диковинным «антиподом». А еще подгоняло наконец что-то происходит, что-то будет интересное! А что в письме? Наверняка место назначения. А вдруг Англия? Вот было бы расчудесно! Посмотреть бы письмо
Пока мысли Курбского скакали таким образом, ноги скакали по ухабам главной улицы поселка к капитанским сеням. Новик взбежал по крыльцу, поворотился к дверям задом и несколько раз бухнул в нее подошвой. Стук был не простой, а условленный.
Глава 5. В Соловки!
От сотворения мира лето 7050-е