Наверно, её мама тоже хорошо рисует, предположила Настя и заметила, как глаза мужчины мгновенно погасли, в них исчезла живость, а на лицо как будто тень набежала.
Её мама была актрисой, сухо уточнил он.
Извините, Егор, Настя смутилась, но всё же задала вопрос, который сама же посчитала бестактным, и сразу же вспыхнула от смущения за свою бестактность, Почему была?
Она есть, но в моей жизни её больше нет, ответил Егор.
Настя всё поняла. « Он любил маму этой девочки», отчётливо произнесла она про себя. И сейчас любит. Из него жизнь ушла, как только она упомянула маму Кати. И чтобы загладить свою бестактность, Настя быстро произнесла, резко меняя тему разговора:
Ой, Егор, а давайте по пути в детский садик зайдём. Заберу сына пораньше, соскучилась уже по нему за день.
Давай зайдём, легко и с готовностью согласился мужчина и спросил, Значит, у тебя всё хорошо, Настенька. Проводку на кухне наладили?
Нет, девушка улыбнулась весело и беспечно, как будто отсутствие света на кухне ей совсем не мешало. Как-то всё не получается домом как следует заняться. Нет, я стараюсь всё в порядок привести. Окна вот утеплить успела. Но больше ничего не сделала.
Я приду завтра, проводку починю, произнёс Егор.
Как хорошо! обрадовалась Настя. Сказать по правде, мне надоело готовить вечером ужин при свете фонарика или свечки. А вот и садик. Егор, вы меня здесь подождите, я быстро.
Девушка забежала во двор садика. Минут через десять она вывела уже знакомого Егору мальчугана за руку. Но теперь он не был чумазый и растрёпанный и с живым интересом смотрел прямо на Егора.
Знакомьтесь, сказала Настя. Это мой сын.
Егор протянул мальчику руку для приветствия, сам взял ребёнка за руку и пожал его ладошку.
Как тебя зовут, парень? спросил он и подмигнул мальчишке.
Никита, серьёзно ответил ребёнок.
А меня Егор. А к вам как-то заезжал месяц назад. Ты меня не помнишь, Никитка? поинтересовался мужчина.
Помню, вы мне подарки привезли, всё так же серьёзно произнёс мальчик.
Настя взяла сына за руку и обратилась к нему:
Никита, пошли домой. И давай позовём дядю Егора на ужин. Вы не проголодались? Настя взглянула на Егора вопросительно.
А и правда, пора поужинать, с готовностью согласился Егор, как будто только этого и ждал.
У меня есть борщ, с утра варила. Сейчас ещё чего-нибудь на скорую руку приготовим, предложила девушка.
Тогда пойдём, Настенька. Накормишь меня, улыбнулся Егор девушке тепло, с готовностью пойти с ней, куда бы она его не позвала.
Настя налила в тарелку борща, положила ложку сметаны и поставила тарелку на стол.
Вы ешьте, а я пока Егорку спать уложу. Он быстро уснёт, он всегда рано спать ложится, сказала девушка и ушла в комнату, оставив мужчину одного. Из маленькой комнатки послышался тихий ласковый голос Насти, убаюкивающий ребёнка. Девушка запела колыбельную. Егор замер. Он слушал её голос, и перед глазами у него стояло воспоминание совсем юная девушка, его жена поёт колыбельную его сыну, а он тихо подходит к двери, стоит и слушает, не шевелясь. Полина вскоре замечает его, берёт за руку и уводит за собой Нет больше у него жены, нет семьи, нет ничего. Есть только эта хрупкая девочка, одна с маленьким ребёнком в богом забытом посёлке. В этом старом, совсем не готовом к холодной долгой зиме, доме. Она одна, у неё тоже, как и у него, никого нет. Что ждёт её здесь одну, без помощи и поддержки? Его задумчивость прервал её нежный голос:
Егор, вы почему ничего не едите? Вы же проголодались, Настя села напротив и тревожно взглянула на него. Егор почувствовал, как в груди стало тяжело. Этот её взгляд таких больших пронзительных глаз. Взгляд, как на иконе. Такой пронзительный взгляд, в самую душу идущий. Егор быстро и даже резко поторопился сказать, чтобы отвлечься от этих тревожных и непонятных мыслей:
Завтра я принесу переключатель и розетку, свет тебе здесь сделаю. А как у тебя с дровами? Что-то я ни одного полена не заметил.
Нужно покупать. Обещали на дрова отдельно деньги выделить, ответила Настя.
Пока выделят, зима начнётся. У тебя уже дома прохладно. Надо протапливать.
Да я топила вчера печку, ответила с улыбкой девушка.
Чем топила?
Сараем старым. Всё равно он уже прогнил весь, ни на что не пригоден.