Перед Константином Устиновичем предусмотрительно распахнули двери палаты Юрия Владимировича. Но «предбудущий» Генсек в палату входить не стал: проник в неё одной головой, даже не переступая порога. Андропов, по традиции последних дней, «отсутствовал»: «ещё и не на небе, но уже и не на земле». Одного взгляда Черненко «родственной душе», по аналогии с героями рассказа О. Генри хватило для того, чтобы похвалить себя за предусмотрительность: назначение председателя комиссии по организации похорон опережало «статус покойника» вряд ли больше, чем на несколько часов.
В следующий миг лицо Константина Устиновича искривилось от жалости и не только к Юрию Владимировичу, но и к самому себе: он вдруг представил, что и сам вот так же По причине избытка чувств Константин Устинович даже прослезился. Это произвело благоприятное впечатление на окружающих: «хоть и соискатель а всё же человек!». До причин слезотечения как и до самого Черненко докапываться, разумеется, никто не стал.
Утерев слёзы, Константин Устинович повернулся к Чазову, который лишь из политического такта не предложил секретарю ЦК носовой платок.
Евгений Иванович, Политбюро нужен прямой и честный ответ на вопрос: когда?
Глаза Чазова широко распахнулись.
«Политбюро нужен»?
Распахнувшись, глаза уже в следующий момент исполнились понимания. Вместе с ними понимания исполнился и сам Евгений Иванович. То есть, он понял, что Черненко неспроста прибыл именно сегодня и именно сейчас. И ещё он понял, что неспроста прибыл именно Черненко.
Ну, что ж, Константин Устинович Если так стоит вопрос то вот мой ответ от имени всего медперсонала: конца мы ждём уже две недели. Что его держит непонятно Никаких «скрытых ресурсов» там нет и в помине. Может наши «мёртвому припарки»?!
Не дают «вернуться» но и «уйти» не дают?! догадался Черненко.
Скорее, «цепляют», чем «не дают», болезненно поморщившись, уточнил Чазов. Но и их надолго не хватит
«Надолго» это насколько?
Чазов не посмел отвести взгляд от требовательных глаз Черненко.
Моё мнение: день два
Значит: сегодня завтра?
Да
Спасибо, Евгений Иванович, за честность и прямоту.
Черненко протянул руку и в благодарность, и на прощание.
Думаю, Политбюро должным образом оценит эти Ваши качества.
Обещание прозвучало несколько двусмысленно, но Евгению Ивановичу хотелось думать, что в словах Константина Устиновича не было «второго дна»
Глава тридцать четвёртая
Теперь Полковник не испытывал недостатка ни в источниках информации, ни в ней самой. Его «по кремлёвским нормам для внутреннего пользования» то есть, щедро, а не от щедрот снабжали и ГРУ, и ПГУ, и ЦК партии, и «простые советские граждане» из числа «симпатизантов лично Полковника». Это позволяло расширить круг поисков «гвардейцев кардинала» Михаила Сергеевича Горбачёва на всех уровнях власти и её обслуги. «Сеть» отныне была настолько «частой», что «не уважить её личным присутствием» для сторонников Горбачёва «в центре и на местах» становилось делом почти фантастическим.
Основное внимание Полковник уделил ближайшему «резерву на выдвижение». Самыми «ближайшими» в нём значились Лигачёв Егор Кузьмич бывший первый секретарь Томского обкома, Рыжков Николай Иванович, профессиональный машиностроитель и первый зам Председателя Госплана по последней должности, Яковлев Александр Николаевич, «с которым всё было ясно и без биографии», Ельцин Борис Николаевич, пока ещё первый секретарь Свердловского обкома, человек того же «розлива», что и Яковлев, Медведев Вадим Андреевич, профессиональный «учёный от КПСС», и Разумовский Георгий Петрович, профессиональный чиновник КПСС. Был ещё и Шеварднадзе но он уже давно «был». Его кандидатура могла удивлять, разве что в соседстве с фамилией Горбачёва и его планами: Эдуард Амвросиевич во всесоюзном масштабе не был никем, кроме «лизоблюда союзного значения».
Лигачёв
Полковник даже поморщился от досады. Личность этого человека не должна была вызывать его профессионального интереса и, тем не менее, вызывала. Путь Егора Кузьмича наверх был ничем не примечательным, а биография совсем даже не героической: МАИ, несколько месяцев заводского стажа и «профессия» «слуги народа»: комсомол, ВПШ, райком, обком, небольшой чин в ЦК и восемнадцать лет Первым в Томске.