Это все, что она сказала? Ты ее допрашивал?
Я же тебе доложил. Она в обмороке, про младшего брата рассказала горничная.
Ну а в чем же ты сомневаешься? спросил Уве.
Картинка ясная только братец отрицает, что это он ударил.
Клюг поправил Функу загнувшийся воротник пиджака. Воротник вытерся от долгого служения.
Мне надо посмотреть тело.
Уве, ты наглец.
Я пытаюсь облегчить тебе жизнь. Посмотрю на покойника; версия у тебя есть, поедешь получать поздравление за раскрытие по горячему.
Функ вздохнул:
Внутрь не зайдешь. Ни-ни. Жди здесь. Сейчас санитары вынесут.
Ожидание включило две сигареты и размышления о дальнейших шагах.
Когда носилки вынесли, Уве поднялся с сиденья мотоцикла и подошел ближе. Шуцман поднял руку, но вышедший за носилками Функ кивнул:
Пусть посмотрит.
Уве откинул простыню.
Под ней лежал молодой рыжеволосый парень, кожу лицо покрывали розовые прыщи. Мальчишка был некрасив, и рана под подбородком не делала его привлекательнее.
Уве осмотрел ранение. Санитары нетерпеливо переступали с ноги на ногу, как извозчичьи клячи.
Смотри, Вольф, сказал Уве, указывая пальцем на шею мертвеца. Вот вход ножа, это справа. Потом нож ушел горизонтально на другую сторону, и здесь всего лишь вспорол кожу и расцарапал щитовидный хрящ.
Ну и что?
Уве не ответил, поднял простыню выше и заглянул под нее.
Так я и думал, пробормотал он.
Завизжали тормоза. К полицейскому фургону подкатил золотистый «Хорьх 930V» с открытым верхом. Оттуда вынесло немолодого, хорошо одетого человека; он подбежал к носилкам, оттолкнул полицейского врача.
Уве отошел в сторону.
Посланник Фридрих Гаусс, отец парня. Уве ждал крика, плача, но отец стоял молча, смотрел в мертвое лицо сына. Повернулся к Функу.
Что я должен делать? услышал Уве.
Санитары стояли, уставившись на носки своих ботинок. Старший инспектор зачастил тихо, забормотал убедительно.
Хорошо, рявкнул Гаусс-старший, коротко кивнул седой головой.
У советника была породистая голова, узкое лицо, короткая стрижка, сидевшая на черепе словно шлем, склеенный из идеально белой бумаги.
Он, широко шагая, двинулся к ступеням.
Уве в два скачка достиг Функа, схватил его за рукав, шепнул:
Спроси его: младший брат правша? Если да, выйдешь, скажешь. Если левша, можешь допрашивать дальше. Понял?
Иди к черту, прошипел Функ и поспешил за прямой спиной дипломата.
Уве остался ждать.
Функ появился не скоро; подошел к мотоциклу, попросил сигарету. Закурил, сказал:
Правша. И что? Говори быстрее, сейчас он проверяет, все ли в гостиной на месте. С ним мой инспектор, но это ненадолго.
Это самоубийство, сказал Уве с видом фокусника, достающего из цилиндра поросенка. Предсмертной записки не было?
Узнаю Клюга, разозлился старший инспектор. Почему самоубийство?
Разрез, глупец. Удар нанесен в левую сторону горла. Потом последовало горизонтальное движение, которое разорвало кожу. Если бы младший брат был левшой, он бы ударил так же, справа налево. Иначе пришлось бы выворачивать руку слева направо, и надрез не был горизонтальным.
А почему ты уверен, что убитый правша?
Часы на левой руке.
Функ сморщился:
Сомнительно
Но весьма вероятно. Записка была?
Нет. Полицейский отбросил окурок. Но было кое-что другое та самая закавыка.
Он вытащил из планшета бумагу размером с двойной тетрадный лист. Цветными карандашами на лист нанесли рисунок, похожий на восточный ковер. В центре обнаженная мужская фигура, вписанная в сложную геометрическую фигуру, в свою очередь помещенную в багровый круг. Даже не круг, а сложный венок. Лицо сверху, священник внизу.
Опять мистика, вздохнул Уве. Ненавижу этот бред. Никогда не знаешь, с чем имеешь дело. Вот нет у людей других дел, черт возьми.
Функ отобрал рисунок и заботливо спрятал в планшет.
Это было в руке? спросил Уве, задумчиво проводив взглядом бумагу. Чьей?
Убитого. В левой руке.
Ну вот видишь. Еще одно косвенное указание на самоубийство. В правой был нож. А что сказал брат?
Да примерно то, что говоришь ты.
А что папаша?
Сильный господин. Держит себя в руках. Прощай, Уве. Надеюсь, ты прав; но не могу сказать, что ты облегчил мне жизнь. Скорее, наоборот. Надо идти, опросить его.