Сам ты ш-ш-ши-шизик Хочешь з-знать: Лирик вчера в пивнухе п-пиво с ф-ф-физиком дули! А-а-а?.. Понял?.. Давай по граммульке, а, Ш-Ш-Шкаратин? ободрил друга Витька Хамушин, называемый за глаза прозвищем Та-танк.
Шкалики несчастные осуждали правильно воспитанные одноклассники.
попадёшься, Женька, не то предупреждали, не то сочувствовали другие.
Да пошли вы все
За выскобленными и вымытыми по случаю выпускных экзаменов школьными окнами благоухала размалёванная, самовлюблённая, весёлая пора. Наряду с сексапильной возбуждённостью пёстрого пернатого населения, чирикали взбудораженные грядущей ответственностью и тайным вниманием недозревших пацанов прехорошенькие вчерашние школьницы, будущие выпускницы. Всеобщий вселенский гомон сливался в слаженный жизнеутверждающий ровный гул жизни.
Так и хотелось вскочить на свежевымытое окно, распахнуть с треском оконные створки и, набрав в лёгкие шибающего весеннего аромата, изо всей мочи закричать в равнодушную природную ширь: «Ит-тит-твою мать! Как прекрасна жизнь!» Да так, чтобы взвились в небеса гулькающие пришкольные голуби, а вспугнутое сельское эхо, отражённое от заречных гор, привычно бы вторило: «мать мать мать»
Женька напряжённо затыкал большим пальцем принесённую в школу бутылку. Характерный бражный запах отменного шмурдяка мгновенно заполнил помещение восьмого «б» класса, удушая запахи свежесорванных луговых цветов и свежей извести
Фу, Шкаратин, нафунял, морщились одноклассники. Сейчас придут и найдут, точно шпаргалку под партой
Ты её за окно вылей, советовали другие. В форточку.
Сургучом залить надо, припомнили способ самые опытные.
Уксусом нейтрализовать!
Хлоркой
Д-да просто выпить и д-дело в ш-ш-шляпе, подначивал голос Та-танка.
Да он же умрёт! протестовала всё та же саблеухая Лидка Полещук, растопыренной ладошкой хлопая себя в лоб.
Конечно, выпить Только на на на всех Ни ни не одному же Ш-Ш-Шкаратину отдуваться! волновался Витька Та-танк.
Сам виноват
Да замолчи ты, ударница несчастная!
Наш-ш-ш-шли стрелочника, Ш-Ш-Шка!
Ну что вы резину тянете! Они, кажется, идут!..
Братцы, я придумал! Эврика!.. Колька Курбанпаша вдруг вскочил на парту.
Давай, Колян
Братцы! В сосуде находится пятьсот миллилитров этой чего там налито. В нашем классе до конца учебного года осталось двадцать пять лоботрясов Если пятьсот миллилитров разделить на двадцать пять
Я хоть лопну не буду, выскочила Лидка.
И я
и я хоть убейте меня.
Предатели
враги народа!
то, значит, на каждого получится всего лишь по надцать миллилитров. Слону дробина!
Ура! Да здравствует великий математик
профессор Бутылкин!
Эй, профессор, а сколько это будет в литрах?
Ой, мальчики! Они сейчас придут, вернулась в дверь Лидка Филатова, шпионившая под учительской дверью.
Стаканы давай
Здесь только реторты
Женька, разливай. Шкалик несчастный.
Реторты, чёрт, кончились
В пробирки лей! На на
не расплескивай, балда, это же цимус!
Сам ты синус, у меня рука дрожит.
Женечка, давай, пожалуйста, быстрее Они, наверно, уже идут.
а всем не хватает.
Я же сказал не буду! И не буду!
кто против нас, тот Иди, на стрёме постой.
Ну, Шкаратин, если я сейчас умру, я твоей мамке всё расскажу. Какой ты гад, бутылки воруешь!
Пей, кляузница.
Стоп! Чокнуться надо
Итак чокнулись с этим Шкаликом.
Кажется, мы сделали сакральное открытие. Шкалик! Не отсюда ли рожки растут? Не тут ли внезапно и навсегда прилипло к Женьке Шкаратину это ёмкое, как обеденная чекушка, прозвание «Шкалик»? Но не об этом сейчас!..
Они уже идут!
В цейтноте предэкзаменационного банкета банкующий Шкалик за отсутствием опыта и мерной тары опорожнил только две трети сосуда, когда разведчица Филатова истошно завопила: «Иду-у-у-т!»
Они шли по короткому школьному коридору, словно буцефалы Александра Македонского, целеустремлённые, неотвратимые, не оставляющие никакой надежды. Спрессованное их поступью время было временем «че», оно ломилось в класс, сравнимое, пожалуй, с битой таранного орудия мрачного средневековья, угрожало грядущей ответственностью за грехи совершённые непредсказуемостью.