Холёная ладошка Михаила Сергеевича пробежала по вспотевшей лысине: последний вариант был настолько убедителен и настолько вероятен, что уже не казался всего лишь вариантом. Самое неприятное заключалось в том, что он ничего не мог противопоставить коварному замыслу своих врагов! Ну, не было у него укорота на этот вариант!
А как славно он всё продумал: руками ГКЧП расправиться с Ельциным разумеется, с небольшим профилактическим кровопролитием а затем расправиться с членами ГКЧП, как с «палачами собственного народа»! Конечно, он и прежде не исключал того, что его планы станут а, может, и стали известны Ельцину. Наверняка, российский президент уже припас Михаилу Сергеевичу «домашнюю заготовку». И если она была той самой, какой её представлял себе Генсек-президент, то для него этот ход «российской демократии» был смерти подобен. Политической смерти в лучшем случае.
Ведь Ельцину оставалось лишь «отредактировать» сценарий Горбачёва и переставить местами некоторые фигуры на доске. Теперь убирался Горбачёв руками всё тех же гэкачепистов а вся прибыль доставалась Ельцину: он и себя сохранял, и от Горбачёва с умеренными консерваторами избавлялся. «The winner takes it all!»: «Победителю достанется всё!» как некогда пели участники популярного в СССР квартета «АББА», известного даже чете Горбачёвых.
Весь этот расклад Михаил Сергеевич знал и понимал. А ещё применительно к Ельцину он знал то, что «Я знаю, что ты знаешь, что я знаю». Горбачёв знал то, что Ельцин знал его секрет Полишинеля: спасти Михаила Сергеевича могло лишь одно средство. А именно: его противников не ельцинистов, а горбачёвцев! должно было поставить вне закона! Способ для этого имелся только один: умеренных консерваторов из ГКЧП «и политических окрестностей» надлежало спровоцировать на антиконституционное выступление, безопасное для Горбачёва и Ельцина, а, главное: легко подавляемое!
Здесь мыслям Горбачёва и Ельцина, до того работавшим параллельно и даже «в одной струе», надлежало разойтись в разные стороны. Оба президента с почти стопроцентной уверенностью могли сказать, как будет действовать контрагент в случае «проявления» ГКЧП. Горбачёв и он не сомневался в том, что Ельцин не сомневается в этом как более изощрённый в политике человек, намеревался выжидать, чтобы примкнуть к победителю. «в последний вагон отходящего поезда».
Да, себе Михаил Сергеевич мог признаться в этом: он не исключал вероятности того, что при определённом стечении обстоятельств ему придётся возглавить ГКЧП. Как сугубый прагматик, он не мог исключить вероятности того, что события выйдут из-под контроля не только их с Горбачёвым, но и самого ГКЧП. И не просто выйдут зайдут много дальше того, на что рассчитывали и чего желали умеренные консерваторы из его окружения.
В таком случае, Михаилу Сергеевичу не оставалось бы иного выхода, как объявить о своей причастности к «подвигу ГКЧП» и даже предстать перед народом в качестве вдохновителя и организатора погрома родной дитяти «перестройки»! Неприятно но всё лучше сюжета «всё учтено могучим ураганом». Тем более что «другу Борису» в этом случае не светило ничего, кроме сомнительных огней преисподней! Его, в любом случае, ожидала позорная отставка. Скорее всего на тот свет. «За это можно всё отдать», как сказал бы Вильям Шекспир. (В переложении Михаила Сергеевича: «За это можно всё стерпеть!». Всё это и конец перестройки, и конец «самостийности», и «восемьдесят четвёртый год в девяносто первом», и многое другое)
Резко зазвонил телефон. Может, он зазвонил и не резко, а как обычно но не для погружённого в мысли Горбачёва. Оттого и вздрогнул Михаил Сергеевич, будто застигнутый со своими мыслями «in flagranti delicti»: «на месте преступления». Рука его судорожно дёрнулась в направлении аппарата и буквально снесла трубку с рычагов.
Да!
Мы согласны взаимодействовать и даже готовы поделиться информацией. Ну, чтобы работать как, Гена?.. да: «в унисон»!
Верный безапелляционной мужиковатости, Ельцин даже не прикрыл трубку рукой и Михаил Сергеевич отчётливо расслышал подсказку Бурбулис: сам Борис Николаевич с «унисоном» не был знаком. И ещё кое-что Горбачёв расслышал даже в трубку: запах перегара изо рта Ельцина.
И он не наговаривал «на непьющего руссиянина»: сразу после совещания с «ближним кругом» и перед звонком в Кремль Борис Николаевич успел «остограммиться» и неоднократно. Только Михаила Сергеевича задел за живое отнюдь не «нетрезвый визит» российского президента. В конце концов эка невидаль: пьяный Ельцин! Увидеть и услышать трезвого Ельцина даже для семьи было редкостью! Куда неприятнее было то, что Ельцин предложил «делёж» информацией. И куда неприятнее это было оттого, что наводило на мысли. На нехорошие мысли.