С минуту Ельцин сидел с угрюмой физиономией, словно не было только что вспышки беззаботного веселья. Брезгливо-высокомерное сомнение разминало массив его рыхлой, деформированной временем и алкоголем физиономии, во всех направлениях.
Ладно.
Приговор вопросу был вынесен звучным шлепком здоровенной ладони по столу.
Принимается в качестве вводного курса. Запомни, Костя: вся военная составляющая на тебе! Мы заслушаем тебя ещё раз, когда планы ГКЧП окончательно прояснятся. Готовься сам и готовь наше войско.
Слушаюсь, Борис Николаевич.
Кобец ещё складывал бумажки в папку а Ельцин уже «перешёл» к Бурбулису.
Гена, ты зондировал украинцев насчёт СНГ?
Бурбулис мгновенно «очнулся от грёз», навеянных хозяйскими наставлениями «чужому дяде»: всегда приятно, когда не тебе. А теперь «пришли за ним» и уже ему нужно было сочетать неподдельную дрожь с квалифицированным докладом.
И Кравчук, и люди из его окружения в полном восторге от идеи, Борис Николаевич.
«В полном восторге», говоришь
Правая щека Ельцина съехала набок: хозяин обдумывал реакцию. Наконец, щека медленно вернулась на место.
Но ты предупредил их о том, что «задаром и прыщ не вскочит»?
Лицо Бурбулиса нерусское и по форме, и по содержанию растянула совсем, уж, «западная» улыбка.
Предупредил, Борис Николаевич. Правда, не в таких выражениях.
И?
Кравчук сказал, что Украина готова оплатить свою независимость.
В какой сумме? ещё дальше поехал щекой Ельцин.
Бурбулис осторожно пожал плечами.
Ну, вообще-то, руководствуясь Вашими указаниями, Борис Николаевич, я намекнул ему кое на что
На что именно?
Черноморский флот и Крым.
А он?
Бурбулис ещё раз задействовал плечо теперь уже под маску искреннего недоумения.
Вы не поверите, Борис Николаевич, но он на удивление легко даже легкомысленно воспринял этот намёк.
Не волнуйся: поверю. Что он сказал?
Сказал: «Не проблема. Украина готова заплатить и б`ольшую цену».
Спасибо, Гена.
Ельцин «погладил» зардевшегося Бурбулиса благодарным взглядом.
Ну, что ж: примем к сведению. Авось, и пригодится на будущих торгах
Лицо Бориса Николаевича тут же отказалось от благодушия. Им обоим и Ельцину, и его лицу даже притворяться не пришлось: оба всегда были искренни в своей непосредственности, череде настроений и «скорострельности».
Но сейчас наша первостепенная задача: похерить Союз. А для этого, кровь из носу, нужно сделать так, чтобы вся «девятка» подписала горбачёвский проект. Отсюда вывод: пока Горбачёв нужен нам, мы его не трогаем коленом под зад
Ельцин выдержал паузу и жёстко закончил:
Это впереди
Глава пятая
Горбачёв не находил себе места: завтра лететь в Форос а у него всё ещё не было никакой информации от Ельцина. Раз за разом Михаил Сергеевич задавал себе один и тот же вопрос: неужели он ошибся в Ельцине?! Неужели Ельцин оказался хитрее и за его спиной договорился с ГКЧП?! Хотя, что тут такого: увидел, что у них реальная сила, оценил расклад и переметнулся! А сила у них есть нужен только решительный предводитель!
Спустя минуту Горбачёв уже отказывался от этой идеи, как утопической. Ну, не мог Борис Николаевич по собственному желанию совать голову в петлю! Ведь, даже при общей нелюбви к Горбачёву, при взаимном желании скинуть «Мишку-меченого» и отказаться от «перестройки», в главном вопросе их разделяла целая пропасть. ГКЧП был за сохранение Советского Союза, Ельцин против. ГКЧП был против подписания нового Союзного договора Ельцин «за». ГКЧП был против «суверенизации» республик Ельцин самолично провозгласил: «Берите суверенитета столько, сколько сможете проглотить!».
Вот, на чём они действительно могли стакнуться против Горбачёва так это на кандидатуре Горбачёва. И здесь уже начинала проглядывать ситуация под названием «возможны варианты». Самым маловероятным был вариант «невмешательства во внутренние дела», когда Ельцин уведомил бы ГКЧП о своём нейтралитете в «решении персонального вопроса Горбачёва». Куда ближе к истине был вариант, при котором Ельцин позволял ГКЧП расправиться с Горбачёвым а затем преспокойно избавиться от «мавра ГКЧП». Как избавиться? Очень просто: организовав небольшое кровопускание народу «от имени и по поручению ГКЧП». А дальше классика: «народное возмущение», похороны «мучеников тоталитаризма», и, наконец, похороны самого «тоталитаризма» как явление и в лице его отдельных представителей