Командующий ВДВ не ожидал лобового вопроса и начал что-то блеять насчёт верности долгу, уставу и Конституции. Но с Борисом Николаевичем такие номера не проходили особенно на подпитии и он без всякого этикета развернул генерала лицом к вопросу: «за белых али за красных»? После этого командующему ВДВ не оставалось ничего другого, как заверить российского президента в том, что он всю жизнь мечтал посвятить служению делу демократии и «лично товарища» правда, теперь уже всё больше господина Бориса Николаевича Ельцина.
После этого генерал был «поставлен на довольствие» и «зачислен в штат» как «наш человек в Гаване» и «свой среди чужих чужой среди своих». Второе было много ближе к истине: Грачёв неожиданно оказался своим среди людей, чужих ему по духу, воспитанию и целям. А, вот, среди своих, армейских, он оказался «засланным казачком». Будучи «завербованным» никакой идейностью в данном случае и не пахло он честно информировал Ельцина обо всех телодвижениях руководства МО. Правда, на всякий случай, хитроумудрый Паша не забывал и маршала Язова сотоварищи: как оно ещё всё обернётся?!..
Все в приёмной, Борис Николаевич! просунул голову в дверь Коржаков. Заводить?
Давай!
Ельцин «выбрался из себя» и пошёл взглядом на распахнутые двери, в которых уже появилась «демократическая гвардия»: Кобец, Руцкой, Хасбулатов, Полторанин, Бурбулис. Замыкал процессию Коржаков, чем вызвал явное неудовольствие Председателя Верховного Совета РСФСР: всего лишь охранник посягал на место не по чину. Не Боярская Дума но всё-таки! Но, поскольку Ельцин не изгнал нарушителя обратно в приёмную, косым молчаливым взглядом «спикер» и ограничился.
Прошу садиться! буркнул Ельцин, но сам встал. Дождавшись, пока не перестал елозить стулом последний из облечённых доверием Коржаков Борис Николаевич художественно поджал губы.
Мне только что звонил Горбачёв.
«Высокое собрание» тут же уменьшилось в размерах: все ждали развития событий со дня на день и при этом никто не был уверен в том, что они будут развиваться по планам «демократии». Разумеется, очередной выброс политического малодушия не ускользнул от внимания Бориса Николаевича и он отреагировал адекватной ухмылкой.
Во исполнение наших договорённостей «Михал Сергеич» доложил мне о том, что «профилактическую работу» среди членов так называемого «ГКЧП» он провёл. Горбачёв заверил меня в том, что события развиваются в верном направлении и под его строгим контролем.
Ничего серьёзного, Борис Николаевич? первым дрогнул голосом Бурбулис не самый мужественный человек в окружении российского президента.
Кажется, ничего, не стал осмеивать верного холуя Ельцин. Консерваторы всё ещё надеются на то, что Горбачев возглавит их заговор и «восстановит конституционный порядок». Иначе говоря: сметёт Ельцина и его команду, после чего примется наводить порядок в союзных республиках. По счастью для нас, у этой затеи много недостатков. И главный из них отсутствие вождя, который мог бы спокойно приставить дуло пистолета к виску Ельцина и так же спокойно нажать на спусковой крючок.
После этих «анестезирующих заявлений» руководителя соратники дружно выдохнули и не исключено, что не только ротовыми отверстиями.
Все эти люди абсолютно неспособны на поступок. Все они, как огня, боятся проявить инициативу. Ни один из них не готов взять ответственность на себя. А всё потому, что все они исполнители. Такими их сформировала номенклатура и лишь такими они и нужны Горбачёву. Но это не значит, что мы теперь можем дожидаться их выступления, «лёжа на печи». Всякое может случиться. Вон, незаряженное ружьё и то раз в году стреляет.
«Народ», впавший было в благодушие, вновь подтянулся.
По достоинству оценив понятливость команды кривой щекой и парой хмыков Ельцин, наконец, опустил чресла на стул.
Кобец, что, там, у тебя?
Единственный из присутствующих человек в форме проворно вскочил на ноги. Ельцин поморщился и махнул рукой.
Сиди не в строю!
Генерал вернулся на место, и звучно щёлкнул папкой.
Своими словами! ещё раз поморщился Ельцин. Не надо мне этих демонстраций готовности! Сам ведь понимаешь: обманывать меня себе дороже. И не потому, что я взыщу: потому что с нас обоих взыщут У одной стенки