Рад видеть тебя, Борис!
Николаевич, не поспешил обрадоваться Ельцин. Но Горбачёв «в бутылку не полез»: напротив даже избавился от маски непритворной радости.
Проходи, садись.
В развалку, на манер биндюжника подойдя к т-образной приставке к президентскому столу, Ельцин грузно опустил раздобревшие чресла на мягкий стул. Горбачёв не стал изображать величие и «доверительно» сел напротив.
Борис Николаевич, я буду прям.
Взгляд Ельцина, равнодушно скользивший по стенам президентского кабинета, медленно остановился на лице Горбачёва.
Я слушаю тебя, Михаил Сергеевич.
Правый глаз Горбачёва дёрнуло лицевым нервом: отвык Михаил Сергеевич слышать в свой адрес «ты». Почитай, с марта восемьдесят пятого не слышал. Но делать было нечего: «здесь вам не тут». Увы, прошли те времена, когда он мог повелительно крикнуть Ельцину: «Борис, в политику я тебя больше не пущу!». Сегодня Ельцин был ему почти ровней, а в некоторых отношениях даже выше. Приходилось считаться с этим а, значит, нанесённое оскорбление глотать молча, и даже с улыбкой невыносимой приязни на лице.
Борис Николаевич, ситуация почти критическая.
Лицо Ельцина примяло гримасой неудовольствия.
Ты же обещал говорить прямо!
Так я и говорю.
Тогда не надо о критической ситуации в стране!
Да я не о стране: а нас с тобой! О критической ситуации для нас обоих.
Гримасы неудовольствия на лице Ельцина как не бывало.
Ты имеешь в виду что-то конкретное или вообще?
Разумеется, конкретное.
Горбачёву явно доставляло удовольствие наблюдать проявления тревоги на лице конкурента. А так красочно, так непосредственно «давать себя наружу», как Борис Николаевич, «наверху» не мог никто.
Не томи, Михаил Сергеевич!
Ладно, не буду.
Горбачёв открыл папку и, развернув её в сторону визави, «отправил получателю». Ельцин быстро пробежал глазами первый лист, перевернул его и поморщился.
А я-то думал
Не спеши с выводами, Борис Николаевич. Под этой бумагой имеется другая, более интересная для тебя.
Ельцин тут же вернулся к папке и зашелестел бумагами. Не меньше минуты взгляд его сосредоточенно работал с текстом: заслуживающий внимания материал российский лидер переваривал традиционно медленно и основательно. Наконец, глаза Бориса Николаевича вернулись на лицо Горбачёва.
Ну, я в курсе этих дел. Но я полагал, что всё это маниловские прожекты, которым несть числа.
Ошибаешься, Борис Николаевич. Накануне отлёта в Форос я должен буду встретиться с «активом».
Михаил Сергеевич выразительно покосил глазом на лист, последний по времени знакомства с собой.
И не своей инициативе: «дожали». Эти деятели требуют от меня немедленного введения ЧП. Настрой у них самый решительный на то, чтобы заставить решиться и меня. То есть, если решусь я решатся и они. На всё решатся.
Ты это серьёзно? впервые за время контакта дрогнул голосом Ельцин.
Более чем.
Следом за голосом дрогнула и рука Бориса Николаевича. Будучи не в силах справиться с дрожью, она, «как есть», враскосяк пробежалась по плохо выбритому подбородку: Ельцин так спешил на встречу, что «прошёлся лишь по верхам».
И на что они могут решиться?
Хороший вопрос, усмехнулся Горбачёв. Применительно к тебе на всё. Я, правда, знаком лишь с черновиком их планов но и этого хватает, чтобы понять, насколько всё серьёзно. Решение твоей судьбы в таких пределах: от изоляции до ликвидации.
Блеф! махнул рукой Ельцин, но рука его дрожала совсем не «в унисон» легкомысленному заявлению.
Отнюдь.
Горбачёв парировал на удивление спокойно и даже интеллигентно (Раиса Максимовна научила).
Люди Крючкова проработали эту операцию в деталях.
Ну, тогда не страшно.
На изрезанном красными прожилками лице Ельцина проступила улыбка облегчения. Легкомысленное отношение визави к информации «о самом себе» насторожила Горбачёва. Действия «людей Крючкова» почему-то не устрашили российского президента, хотя должны были: ведь не о чужом дяде разговор! Что бы это могло значить?
Понимая, что с Ельциным всегда надо держать ухо востро, так как у этого человека звериное чутьё опасности, Михаил Сергеевич, всё же, решил проверить сомнения: а вдруг?
У меня на днях состоялся разговор с Назарбаевым. Мы с ним оба сошлись во мнении о том, что Крючкова следует освободить от обязанностей Председателя КГБ.