Метров за пять до берега Михалыч заглушил двигатель, и лодка, двигаясь по инерции, с хрустом заехала на гальку. Я первым соскочил на берег, и тут же ко мне подскочил здоровенный кобель, ткнулся холодным носом куда-то в поясницу и поспешил к Михалычу. Тот легко перебрался через ветровик и соскочил на берег. Кобель тут же заплясал вокруг хозяина, норовя прихватить его за ладонь.
Каюр одернул пса егерь, и тот моментально угомонился, уселся на гальку и принялся наблюдать за тем, как мы сгружаем на берег наши пожитки. «Каюр! Какое классное имя у пса!» подумал я. «Так и пахнет от него тайгой».
Тем временем на берегу выросла гора из наших вещей, и лодка закачалась на мерно накатывавших на берег небольших волнах. Михалыч одним могучим рывком втянул лодку повыше, подхватил пару баулов и молча зашагал к домику. Мы переглянулись, похватали оставшиеся вещи и отправились следом. Навстречу нам, задрав хвост трубой, по самому центру тропинки важно прошествовала красивая сиамская кошка. Она шла так уверенно и по-хозяйски, что нам пришлось посторониться. Михалыч, наблюдавший за нами с крыльца, усмехнулся в усы:
Муська она такая, весь кордон в страхе держит. Хозяйка.
Свои вещи мы сгрузили у крылечка, и расселись кто где, подставив довольные лица мягкому июньскому солнышку. Я устроился на теплых ступенях, привалившись спиной к резному столбику, поддерживающему козырек, и принялся осматриваться. Вокруг домика стоял прозрачный прямоствольный сосняк, и запах вокруг витал фантастический. Нагретая солнцем смола, лежалая хвоя, молодая свежая травка и еще что-то особенное. Запах лета и счастья, наверное. Чуть поодаль от домика стояла аккуратная банька, участок был огорожен тыном из приколоченных к столбикам длинных жердин, серых от солнца, дождей, снегов и времени. Откуда-то из-за дома доносилось козье блеяние и задорный щенячий лай. Прямо передо мной раскинулось синее-синее Озеро, безмятежное и прекрасное. По его берегам теснились отвесные, покрытые тайгой горы, над головой замерло в полуденной дреме синее, без единого облачка, небо. Солнце застыло в наивысшей точке и, похоже, никуда не собиралось двигаться. Над цветущими в палисаднике цветами с басовитым жужжанием крутился бочонок-шмель. Присаживается на цветок, а тот под его весом к земле клонится. Из-за дома выскочил кот, с виду типичный разбойник, и припустил к воде. За ним следом с лаем выкатился небольшой, вряд ли больше кота, лайчонок, коренастый и широкогрудый. Он в три скачка догнал кота и попытался тяпнуть его за хвост. Кот тут же развернулся, уселся, приподнялся и принялся обороняться, высоко вскинув лапы с растопыренными когтями. Щенок напрыгивал на него, пытаясь прихватить то за одну лапу, то за другую, но не рискуя подступиться когти у котяры были внушительные, да и потрепанные уши говорили о немалом бойцовском опыте.
Наконец щенку надоело рисковать, и он с веселым тявканьем кинулся к нам. Вихрем он пронесся между нами, тратя на знакомство с каждым не больше пары секунд. Но вот очередь дошла до меня, и щенок изменил тактику. Осторожно подойдя ко мне, он вытянул острую мордочку вперед, обнюхал сначала мою руку, подошел ближе, обнюхал обувь и штаны, забавно чихнул и прихватил мня за пальцы зубами. Но тут же отпустил и отскочил назад, склонив голову набок. Я потянулся его погладить, и он с радостным тявканьем принялся носиться вокруг меня, припадая на передние лапы и потешно рыча. Отец с улыбкой наблюдал за нашей возней, Михалыч тем временем распалил костер в большом обложенном камнями кострище и пристроил над огнем большущую сковороду. Потом поднялся, шагнул к нам, протянул мне небольшое ведерко:
Пойдем-ка со мной.
Я с сожалением оторвался от игры со щенком и пошел следом за Михалычем. Мы зашли за дом, и Михалыч указал мне на погреб с открытой крышкой:
Сбегай за картошкой и пару морковок прихвати.
Погребом меня не удивишь, мы тоже каждое лето картошку высаживали, а в начале сентября дружно ее выкапывали и ссыпали в погреб. Так что я быстро скатился по скрипучей деревянной лестнице вниз, набил ведро картошкой, прихватил три морковины и полез наверх. После темной сухой прохлады погреба солнечный свет всегда кажется настоящим счастьем, и я чуть не рассмеялся в голос от охватившей меня радости. Увидев беседующего с отцом Михалыча, я протянул ему ведерко. Егерь внимательно на меня посмотрел, хмыкнул в бороду и пошел к костру. Я вопросительно посмотрел на отца, и тот молча протянул мне нож. Ну вот, теперь еще и картошку чистить. Как-то это несправедливо. Я картошку принеси, я же и почисти? А остальные только есть будут? Я смотрел на отца, не спеша принимать нож. Тогда он улыбнулся, убрал нож в карман и сказал: