Вспомнилось, как завидовал в молодости тем, кто ехал в подобных экипажах, в то время как он сам много дней подряд отбивал зад в жёстком седле. Казалось, высокопоставленным лицам так комфортно и уютно в этих маленьких домиках на колёсах. Завидовал и стремился, пока не удостоился. Куда уж лучше в седле на свежем ветре, пусть даже и под дождём, чем корчиться в трясущейся коробке до ломоты в пояснице.
Нет, не заснуть. Сквозь полудрёму побежали мысли о последних суматошных днях. Отвык уже от дальних поездок, позабыл, что необходимо сделать и взять с собой в таких случаях. Заботы, на кого оставить хозяйство, распоряжения и наставления прислуге. Заботы о прибывших полтора десятка воинов нужно было накормить, поселить в достойных условиях и развлечь, чтобы рассказывали в столице, как весело и богато живёт господин Тохто6 Оло. Гости прибыли из самого Ханбалыка7 с одной лишь целью сопроводить его в главный город империи. Командир отряда в ранге сотника с поклоном вручил Оло грамоту от Ханьлинь-гоши-юань8, писанную квадратным письмом9 и серебряную пайцзу для проезда в столицу. Грамота гласила, что господин Тохто Оло приглашается для составления «Истории усмирения диких племён северных и восточных заморских территорий». Ну, наконец, взялись за составление истории, когда все участники, поди, померли. Хорошо, хоть старого Оло вспомнили. Дело доброе. Надо оставить след в бумагах империи для потомков.
Оло почувствовал на лице и раскрытой груди лёгкое дуновение. Это было приятно в столь жаркий полдень в этой пропылённой повозке. Приоткрыл глаз служанка Лифен старательно обмахивает его веером. Ах, умница! Хорошо, что взял её с собой, хоть и писано в грамоте, что «будет предоставлено всё необходимое, в том числе достойное жильё, пропитание и слуги». Какие уж там будут слуги, а эта своя, все болячки и все привычки хозяина знает и приятное умеет сделать как никакая другая.
Эй, Лифен, я же не просил, зачем машешь?
Вам же жарко, господин. Разве вам не приятно?
Тебе ведь тоже жарко, помахала бы на себя, пока хозяин спит.
Вспыхнула, растерялась, глазки опустила. Молчит.
Ты хорошая, Лифен. Скажи, сколько ты у меня?
Пятый год, господин.
А лет тебе сколько? Всё забываю.
Семнадцать будет, господин.
Красавица стала. А взял таким утёнком-заморышем. Не прогадал тогда. Тот киданин овец заставлял её пасти. Какая из неё пастушка, сама еле на ногах стояла. И чего духи в спину толкнули подумал «куплю»! Хозяин сразу цену заломил, ну да ладно, не продешевил, теперь-то видно.
Лифен, в Ханбалык едем, ты ведь там недалеко жила?
Я из наньжэнь10, господин.
Я почему-то думал, что ты из-под Ханбалыка. А хочешь, я тебя домой отпущу? Ну, что молчишь?
Не хочу
Ты не хочешь быть свободной? Домой поедешь, к родителям. У тебя есть родители?
Меня мать продала. За долги. У нас там работа на поле с утра до ночи и всегда нечего есть.
Я тебе денег дам, матери отвезёшь. Вот, доедем до места, отправлю тебя домой. Эй, ты что, плачешь, что ли?
Господин, не выгоняйте меня
Ладно, не отпущу, раз не хочешь. Иди ко мне сюда, на вот подушку, садись, чтобы мягче было. Хорошая ты у меня, Лифен. Ну, успокоилась? Ну помаши тогда ещё, а то действительно жарко.
Господин, а как вы узнали, что гости из столицы к вам едут?
Ха! Есть один дух, который всегда мне дальний путь предсказывает. Но какой не скажу, а то вдруг перестанет приходить.
Когда же это случилось в первый раз? Да, ещё в детстве. Сколько же мне было? С ума сойти двенадцать лет! Послали тогда на речку, за чем не помнится уже, да и неважно. А на берегу, на гальке большущая чайка стоит, клюв чёрный, а лапы красные. Никогда такой не видел. После у матери спросил, что за птица? А она в ответ: «Может это и не птица вовсе, может это Знак!» «А какой же знак?» «Не знаю, посмотрим. Что-то случится, тогда узнаем». А на следующий день пришёл караван с военным сопровождением. И мать сказала Оло готовиться к дальней поездке: «Пришла пора становиться мужчиной». Времена были послевоенные, опасные, с караваном добираться было надёжнее. В тот раз не связал птицу с отъездом, а после она появлялась каждый раз перед большим путешествием, и Оло уже точно знал, что это Знак!
Снова задремал. Ох, как трясёт! Поспишь тут, пожалуй