Проем, сквозь который мы прошли, был прорезан в наклонной скальной поверхности - по сути дела, как я теперь видел, сам проход шел не горизонтально, а под углом к почве. Во время нашего путешествия я не осознавал, что плыву не только вперед, но и вверх.
Участок морского дна в нескольких ярдах подо мной простирался вдаль, насколько хватало взгляда. Оказавшись вне туннеля, я заметил, что дно освещалось достаточно хорошо. Подняв глаза, я увидел футах в пятидесяти светящуюся поверхность тента. Казалось, что дно могло находиться в пяти футах, а не в пяти тысячах футов от поверхности. Оно было покрыто растительностью.
Я не узнал ни одно из растений, но это было естественно. Если бы я родился до того, как генная инженерия стала прикладным искусством, я, возможно, изучал бы описательную биологию или естественную историю, но я родился позже. Здешняя растительность предположительно была создана для того, чтобы обеспечивать пищей местное население, а свет предназначался для растений.
Такое объяснение было неплохим оправданием энергетических трат, не хуже того, что привел мне Берт. Только однажды, несколько лет назад, я попробовал натуральную пищу, конфискованную у растратчика, и тогда я начал его понимать. В течение многих недель после этого мне по нескольку раз в день пришлось повторять про себя свой кодекс чести. В конце концов мне, конечно, удалось вернуть себе нормальное, здоровое презрение к людям, припрятывающим энергетические ресурсы, чтобы обеспечить себя удовольствиями, недоступными для всех нас, но это обошлось мне ценой невероятных усилий.
Берт и другие спустились на дно, поделенное на неравные прямоугольные участки с различными растениями на каждом из них. Вокруг находилось довольно много народу. Некоторые из них, похоже, ели, другие работали. Что у них была за работа, определить было трудно, отчасти из-за расстояния, отчасти из-за того, что о фермерстве я знал не больше, чем любой другой человек, никогда не сталкивавшийся с этим делом.
Мои компаньоны теперь рвали с растений круглые зеленоватые плоды и грызли их. Девушка вручила мне плод и, явно развлекаясь, наблюдала, как я осмотрел плод со всех сторон и откусил кусочек на пробу.
Мне трудно было определить, нравится он мне или нет. По вкусу он сильно отличался от обычных водорослей, выращенных в резервуарах, и также не был похож на тот запретный вкус, который я помнил уже многие годы; но все же он был неплохим. Я откусил еще кусочек и, решив, что он мне нравится, слопал плод целиком. Девушка показала мне, как снимать эти плоды без чрезмерных усилий - их нужно было сворачивать определенным образом, чтобы надломить жесткий черенок, - и, оставив меня в покое, сама съела несколько штук.
Затем она позвала меня кивком головы и отвела к другому участку, где росли другие плоды. В течение последующей четверти часа я вполне насытился.
Я подумал о том, являются ли какие-либо из этих растений источниками кислорода. Это было возможно, поскольку все они были зелеными и, предположительно, во всех шел процесс фотосинтеза. Однако я не видел, чтобы от них шли какие-нибудь пузырьки, а ведь пузырьки постоянно выделяются в резервуарах, где выращиваются пищевые водоросли. Я решил, что о кислороде беспокоиться нечего; у друзей Берта не было причин лишать меня кислорода, чтобы убить таким окольным и неудобным способом. У них и так было достаточно возможностей это сделать.
Мне внезапно пришло в голову, что я все чаще думаю о Берте, как о местном жителе. В байки о подсознательном, я, по большей части, не верю - мне все это кажется сродни астрологии, алкоголю и прочим оправданиям неповоротливости мышления и некомпетентности, но по мере того как я осмысливал события последних нескольких часов, мне все больше и больше начинало казаться, что изменение моего отношения к нему было оправданным.