— Назвал он тебе имя мушкетера, который живет в большом доме на улице Сен-Дени?
— Его зовут маркиз де Монфор, мы должны следить и за его друзьями! Мне еще не удалось разузнать, чего он добивается, я знаю только, что тут дело не только в одних мушкетерах, а еще в каком-то патере, который тоже, кажется, живет на улице Сен-Дени.
— Если будем целый день там сидеть, узнаем, когда маркиз обыкновенно возвращается домой, и где живет старик.
— Только ты ему ничего не говори, — советовал Жан, — тебе всегда можно оправдаться слепотой, а я уж сумею его протянуть, он в состоянии заплатить.
В то время, как сыновья Пьера Гри вели этот разговор, и Магдалена, слушая, пыталась осмыслить его, Джеймс Каттэрет, укротитель зверей, внимательно следил за маленьким Нарциссом, неутомимо бегавшим и игравшим у дверей дома, не обращая никакого внимания на постояльцев.
Мальчик, казалось, нравился Джеймсу Каттэрету и пробуждал в нем разные воспоминания. «Как хорошо было бы, — думал он, — если б это прекрасное дитя стало играть с дикими зверями».
XVII. МАСКИРОВАННЫЙ БАЛ
Наступил назначенный Марией Медичи день блестящего бала. Много было самых сложных приготовлений, много приглашенных. Вся парижская знать должна была собраться в парадных залах королевы-матери и признать, что она по-прежнему властительница Франции, хотя Людовик XIII и вступил на престол.
Да, властолюбивая Мария хотела воспользоваться случаем показать смельчакам, решившимся восстать против нее, как это опасно.
В тот день она собиралась отнять у своего опаснейшего врага, знавшего ее тайну, всякую возможность вредить ей. Его устранят, прежде чем он успеет заподозрить что-нибудь, прежде чем ему удастся чего-нибудь добиться! Бал представлял самый удобный случай, в разгаре веселья никто не заметит ареста, а в Бастилии умолкают всякие жалобы, исчезает всякая опасность. Из-за мощных стен этой громадной государственной тюрьмы, как из могилы, не было возврата.
Сознание этого радовало королеву-мать. Ненависть ее к принцу Конде была безгранична с тех пор, как Кончини и Элеонора доказали ей, что он осмелился разыграть роль Генриха IV в галерее замка, чтобы напомнить ей страшное прошлое и показать, что ему известна тайна патера Лаврентия.
Она хотела в самом зародыше подавить возмущение против ее власти, начавшееся при дворе сына, энергично и твердо вырвать из самой близкой к королю среды тех, кто был для нее опасен.
Поверенному ее сына еще не удалось привлечь его на свою сторону. Людовик пока не сделал серьезной попытки взять в свои руки бразды правления. Генрих Конде еще не воспользовался патером Лаврентием, чтобы подействовать на короля для свержения королевы-матери, но если ему дать возможность употребить эту меру, если он приведет патера к Людовику!..
Мария Медичи дрожала при одной мысли об этом! Этого нельзя допустить. Сын не должен был знать страшную вину матери и ее приближенных, известную пока тому старику, да принцу Конде. Необходимо навсегда устранить этих двух опасных людей и для достижения этой цели любые средства хороши. У королевы-матери под рукой было много личностей, помогавших ей в таких делах и сотни раз доказавших, что они не остановятся ни перед чем.
В продолжение нескольких недель украшался к балу флигель королевы-матери. Над ним работали знаменитейшие парижские художники, придав ему такой блестящий великолепный вид, какого он еще никогда не имел. В большом зале висели тысячи ламп, по четырем углам его били фонтаны с ароматной водой, а за ними были гроты, где из расщелин скал струилось вино, когда прижимали маленькую пружину. Галерея была увита светло-голубым флером, что создавало впечатление открытого неба над залом. На большом белом облаке расположились искусные восковые фигуры с музыкальными инструментами в руках, так что казалось, будто это они играют, а не музыканты, скрытые на галерее.