Кровавый след на снегу от хутора до самой реки... Бледное лицо лежащей в беспамятстве Вали...
Поднимаюсь. Трудно не думать о тех, кто прячется где-то за спинами этих вот шпеков и бобруков. Я хочу, я до боли хочу еще сегодня, сейчас встретиться с убийцами Верочки!..
"...Всё, брат, в наших руках", - снова воспоминаю я спокойные слова.
Привык верить умным людям, был неплохим солдатом. И потому я проглатываю горячую, горькую злобу и, немного успокоившись, говорю:
- Ну, хлопцы, будем дальше разбирать.
18
Наша старушка любит порассуждать вслух, вспоминая прошлые времена. Как-то, занимаясь шитьем у окна, она говорила:
- Тоже ведь жили люди когда-то в курных хатах. И неужто так трудно было им выдумать трубу?
И вот при таких, можно сказать, передовых взглядах она однажды вдруг заявила:
- Что ж, Василь, вольному воля, а я тебе все-таки советую хорошенько подумать.
- О чем это, мама? - удивился я.
- Сам должен понимать, о чем. Девчина она, ничего не скажешь, хорошая, да пара ли она тебе?
Сказала и спохватилась: "Что ж это я?.. Пускай она там и учительница, и все, что хочешь, а все-таки как же это: моему Василю да не пара?"
- Я не то хотела сказать, - поспешила она поправиться. - А только, может, взял бы ты, сынок, свою девчину, заболотскую. Ходят вон как пионы. А эта что, что она мне за невестка: ни слова ты ей не скажи, вечно остерегайся, ни чугуна она тебе на припечек не поднимет... Все ж таки учительница!.. Да и под благословение мое она не станет. Хотя ведь и ты такой же...
Такие разговоры велись раньше.
На следующий день после операции, оставив дежурить возле Вали Миколу, я только к вечеру добрался домой.
- Ну, а вы как тут одна жили? - спросил я после того, как все было рассказано.
- Почему ж это я одна? - даже удивилась старушка. - Со мной Аленка была.
Удивление в голосе матери было так неподдельно, что я невольно улыбнулся: "Можно подумать, что я в этой их дружбе с Леной ни при чем..."
Лена пришла к нам тогда, когда мама вернулась с кладбища и поздно вечером осталась, после ухода соседок, одна в хате.
- Пойдешь уже? - спросила старушка далеко за полночь.
И от вопроса этого, в котором были горечь и боль одиночества, Лена остановилась. Микола еще с вечера, как только похоронили Верочку, ушел ко мне в больницу, и хата наша показалась маме и большой и страшной.
Лена постояла, подумала: "Здесь остается одна мать моего Василя... Да разве только в этом дело? Она мать человека, на которого где-нибудь, может, тоже готовят гранату... А я еще считаюсь с тем, что кто-нибудь скажет или подумает: сама пришла! Дурость какая!.."
Так сказала она себе и опять разделась.
Они вместе поужинали и после этого стали как будто еще ближе друг другу. Мать постлала гостье на моей кушетке. Потушив свет, еще поговорили, а потом Лена так и не уснула до утра. То, на что она сегодня решилась, было так необычно. Она и не могла поступить иначе. Но почему же и в темноте хочется спрятать в чужую - в его подушку горячие щеки, почему слезы так и просятся на глаза?..
Утром Лена не захотела дожидаться завтрака. И это снова опечалило старушку.
- А вечером, Аленка, не зайдешь? - спросила она. - Хлопцы, должно, сегодня еще не вернутся...
Лена сказала: "Приду", но пришла не одна, вместе с Ниной. А вскоре с хорошими вестями вернулся из больницы Микола.
- Дай бог каждому такую дочку, - говорила мать, рассказав мне обо всем. - Золотое дитя, золотое!..
Подходил к концу погожий март - вечно волнующее начало весны. Воробьиный базар в куче березовых веток под забором. Задорная песня скворца возле новой скворечни. Звенят жаворонки, звенит вода в ручьях. На деревне весь день перекликаются ивовые свистульки, которыми в это время вооружены все мальчишки.