Прежде чем снимать с его телеги добро, Ячный поглядел на деда Милюка, поглядел на этот самый хомуток и как ни в чем не бывало поздоровался:
- Здорово, Семен! Может, закурим? У меня, брат, мультанчик забористый, огнем печет, черт его задери...
Они отошли и начали потихоньку сворачивать и слюнить цигарки.
- Старый дурень, - таинственно зашептал Ячный, прищуривая на деда свой хитрый глаз.
- То есть как - дурень? Ты что?
- Я-то ничего. Я член оценочной комиссии, а вот ты-то что? Ты думаешь, я ослеп, или забыл, или у меня не записано, что мы у тебя оценивали? Пускай кобыла постоит, а ты ковыляй, брат, домой и неси сюда новый хомут. А этот, если хочешь, можешь взять себе обратно. Будешь на праздники сам надевать заместо галстука. Вот что.
И что бы вы думали, дед Милюк оставил кобылу и тихонько потопал от гумна. А вскоре уже сам хозяин, молодой Милюк, принес новый хомут.
- Выжил из ума старик, что ты хочешь! - оправдывался он, а хомута старого не взял. - Берите, - говорит, - хлопцы, и этот: в хорошем хозяйстве все пригодится. Не подумайте только, что мы жалеем или думаем, как говорится, что-нибудь такое...
Шпек привез на склад целый воз добра - плуг, окучник, весы. Да еще, конечно, всего сразу не забрал: дома остались молотилка, соломорезка, веялка...
- Привет трудящимся! - крикнул он, подъезжая к гумну. - Новую жизнь строим, товарищи! Принимай, дядька Степан, и мой вклад. Чем хата богата, тем и рада.
Ячный походил вокруг воза, присмотрелся, подумал, потом спросил:
- Расписку сразу возьмешь или позже?
- Хе-хе-хе! - по-своему захихикал Шпек. - Расписку, хе-хе-хе!.. Ты был бы не ты, дядька, кабы не нашел над чем посмеяться!
- Какой тут, к черту, смех! Ты нам вот сколько добра даешь, а забирать обратно как будешь? На плуге ты, скажем, меточку поставил, на боронах тоже, а коня как отметишь?
- Какого коня? Ты что? Смех смехом...
Ячный взял Шпека за руку и, как маленького, подвел к возу:
- Пригнись и погляди. Хоть бы замазал чем-нибудь, а то совсем свежая метка.
Шпек все еще прикидывался удивленным:
- Да что ты, дядька, разве, может, дети?
- А хоть бы и жинка, мне что! А только будь моя власть, повернул бы ты у меня назад со всем твоим вкладом вместе. "Вклад", пайщик нашелся! Не буду я у тебя принимать, катись!..
- Как это катись? Ты не имеешь права не принимать! Вот я пойду к председателю.
- Иди, иди, он тебя по головке погладит.
Шпек разыскал меня возле кузницы, где мы с Чугунком осматривали телеги, отобранные для ремонта.
- На минуточку, Василь Петрович, - обратился Шпек ко мне, отходя в сторонку.
- Шепоты хату рушат, - усмехнулся Чугунок.
- Ничего, ничего. Алесь, у нас свой личный вопрос. Так, значит, Василь Петрович, получилось вот что...
Тип этот служил когда-то в панском войске капралом, для чего и перешел в католичество - стал из Герасима Генрихом. Женился он, конечно, на шляхтянке, с далекого хутора Партуны. Во время сенокоса, обедая с нанятыми им косцами, Генрих, бывало, ел кашу отдельно, ножичком из горшочка; по праздникам ездил в бричке в костел и, как человек "интеллигентный и свой" так считали паны из полицейского участка и волостного правления, - из года в год назначался старостой. В первые месяцы гитлеровской оккупации, пока в нашей округе не зашевелились как следует партизаны, Шпек помогал фашистам грабить Заболотье - опять-таки в чине старосты. Гитлеровцы до того, как начали обирать наши деревни подряд, поголовно, пробовали устроиться поспокойней: выжимать соки из народа через своих подручных. Вот одним из таких подручных и был Шпек. Пока он хозяйничал в деревне, всегда выходило так, что овец, коров и другое имущество забирали в первую очередь у того, кто победнее.