Меня охватывает давно позабытая страсть. Я люблю её яростно, сильно, я как будто бью её своим тазом, и стол с каждым ударом отползает к стене. Всё кончается быстро.
Иди, говорю я, натягивая штаны, и падаю в кресло. Надо отдышаться. Закуриваю. Наливаю полстакана виски, хочу нажать коммутатор, чтобы попросить льда, но тут понимаю, что лёд надо просить опять же у Мариночки, а звать её опять сразу после такого как-то неловко. Выпиваю так, и закуриваю.
Я сижу, дымлю, и пытаюсь проанализировать произошедшее. Почему мне было столь страстно, отчего мной овладело такое сладострастие, эта животная похоть? И понимаю: из-за епитимьи. Запретный плод всегда слаще. Ну а Ольге тогда чего отказал?
***
Я к новостям равнодушен. А зря. Сидел тут в кабинете. Слышу, в офисе какое-то возбуждение, сотрудники шумят. Ну и пусть, думаю, поваляют дурака. Я сам любил новости, когда делать было нечего, и совсем другая жизнь была.
Открывается дверь, заглядывает мой зам из розовых. Он смешной такой, всегда на подъёме, и любит рассуждать на интеллигентские темы, умные слова вставляет, на философов ссылается. По натуре нацист. Волосы светлые, немного вьются, глаза голубые, нос римский.
Иван, с изумлённой улыбкой говорит он, ты уже в курсе?
А что?
В США президентом всё-таки коричневого выбрали!
И смотрит на меня, ожидая реакции. А я на самом деле не очень-то удивлён. Они там к этому давно уже шли. Последние лет триста. Но чтобы у коллег не сложилось превратное мнение, озабоченно качаю головой.
Что будет теперь? спрашивает он. Как нам с ними-то дипломатию-то теперь вести?
А никак. Разрыв дипломатии, отвечаю в шутку.
Я тогда даже не подозревал, что чего прав окажусь.
***
Решил заехать в бургерную. Перекусить по-быстрому, как встарь. Ностальгия. В те времена кем я был? Нищебродом, жалким преподавателем, несчастным онанистом, не ведающим о своей избранности. Жалеть не о чем, конечно, убогие времена. Сейчас другое дело.
Но все равно жалею. О юности.
Я как зашёл, мне не по себе стало. Столики забиты все не сесть.
Ладно, думаю, я пока в автомате заказ сделаю, может и освободится где. Набрал на электронном табло бургер, крылышки, картошку по-деревенски с соусами и сок. Заказ быстро собрали, уже хорошо. Взял поднос свой смотрю, а всё как было глухо с местами, так и осталось. Никуда не примкнуться. Я походил по проходам между столиками, а гнев потихонечку нарастает. Что, не видят что ли, что перед ними небесный? Жопы подняли бы уже давно!
Смотрю, сидят двое воркуют за столиком. Между ними пустой стакан с кофе. Они явно уже здесь давно, и уходить не собираются. Он своей рукой её ручку накрыл и что-то бормочет ей со сладкой улыбкой, а она глазками хлопает, но видно, что не глупая и разговорам цену знает. Он оранж, она синяя. В общем, пользуется положением подлец.
Поели? спрашиваю.
Что?! спрашивает парень.
Ну, может освободим место другим?
Мы ещё не закончили.
Я поставил поднос на их столик, оперся двумя руками и говорю раздражённо:
А я сказал, закончили!
Он мой значок заприметил, всё понял уже. Поднялся.
Ты остаться можешь, это я ей в шутку.
Она улыбнулась в ответ, но всё же пошла с ним. У дверей он обернулся и говорит, холодно так:
Об этом узнают все! Я известный блоггер.
Я молча показываю ему фак.
***
А ты молодец, Иван! это мне батюшка говорит. Он толкает планшет и тот едет по столу ко мне. Я вижу фотографию: я на фоне бургерной показываю фак. Внизу текст: «Небесные совсем обнаглели, считают себя выше правил». И далее подробно описывается ситуация. В комментариях к тексту буря негодования, отметились и очевидцы события.
Набрал за сутки миллион просмотров. Это успех! и смотрит так пристально на меня, глаза сузил, как будто сверлит зрачками.
Я почти не дышу, ну, думаю, не обойтись ещё без одной епитими, а он ведь ещё про нарушение предыдущей не узнал!
Славы захотелось? Тщеславие? Ну что же ты молчишь? Захотел любви всенародной? Чтобы тебя как пидараса эстрадного на руках носили и во все места целовали?
Знаю по опыту, если батюшка ругается такими словами, значит, дело совсем плохо.
Батюшка, да не в этом дело тихо говорю я. Просто там очереди были и занято всё Вот я и сорвался.
То есть это не честолюбие, хочешь сказать?
Так точно, батюшка.
Ну-ка в глаза мне гляди и скажи: «Не грех честолюбия это был!» И перекрестись!