Не оттого подбирал, что нужно было ему, а что другим не нужно. Вещицы, некогда сделанные заботливыми и не очень руками одних, были преданы руками других. А может, всему виной кучи игрушек, что родители щедро-откупительски покупали, а затем выбрасывали, даже не спросив его, не задумавшись: не ранят ли сердце легкомысленной черствостью к тому, с чем уже сжился как с родным?
А может, то раннее было во искупление ежегодного акта предательства, вершащегося с тяжелым сердцем всей Страной? Нет, дело даже не в вырубке елей (индюшкам в Америке, должно быть, тоже не дали последнего слова в канун всеобщего праздника); скорее в последующем выносе. Несколько недель, а то и (давайте признаемся) месяцев зеленая красавица, как могла, радовала весь дом, будучи сердцем праздника добра и непротивостояния меж людьми и народами в сезон благой, когда нет места ни фанатизму, ни одеревенелой черствости. Когда даже снобы диванных войск снисходят до «ящика» и сливаются с народом, отложив гаджеты-виджеты хоть на пару часов.
И вот приходит час Ч и Д-день, который (признаемся вновь!) отодвигали, сколь могли. И не потому, что лень. Тут другое Ритуал выставления друга за дверь, предательского оставления в опасности, надежды лишь на очищающий огнь: грехоопаляющий и вечнозеленящий.
Когда, когда же быть сему? Не наша печаль числа. Будет День, будет наш Новый год, если не отягощаться ложными радостями
А разве не жаль было Куста душистого цветка, что вымахал метра на три прошлым летом на огороде и уперся прямо в окно первого этажа, срубленного случайной рукой, маловдумчиво внявшей не весьма умной подсказке о том, что тот способен-де корнями фундамент разворошить. Ведь цветок этот почти имел имя, наверняка улыбался и приветствовал хозяев, весь дом! Этот цветок ассоциировался с Дымкой ведь обоих Гвидов спасал одновременно ноябрьской стужей: котика, пуская в дом, цветок, укрывая пленкой от ледяного дождя и аномально же снежной метели Нет Дымки нет и цветика-семицветика. Все логично, congruit universa.
Не с оной ли печалью взирал на некогда сочное, еще недавно плодовитое дерево, с которого о прошлом годе насобирал несколько сот крупных орешков, то самое дерево, от которого и колоды не осталось так, лишь трухлявое отрубие ствола, кора одна величиной с сажень, так что и в траве не сразу приметишь А сколько деревьев пошло на сруб в виде теремка для магазина и летнего кафе, что радовал глаз лет двадцать, с самых мрачно-сумрачных девяностых, и что сейчас глядел обугленными головешками, обезоконенными глазницами «фрагмента несущих конструкций», без крыши и подворья, пав жертвой истовой «сердобольности» очередного героя-патриота с верхних этажей, в который раз спровадившего жену на мытье забугорных афедронов и усмотревшего в них (теремках) мало «автохтонности», а значить ноль прав на жизнь (тем паче на отныне-незаконно занимаемом участке). Им-де рассудилось, что всему, не укладывающемуся в идеал фольклорно-выверенной стилизации, не должно бытовать (даже Юго-Востоком, чья самобытность есть оккупированность), а потому и не будет. Это ничего, что и сам щирозападенский, ежели очистить от креольской шелухи, вполне себе по-старорусски зазвучит: сей неудобной правде тоже нет места в бессознательном сознательных и сознании несознательных Чудно: почему эту животно-бесноватую невменяемость нарекают то «пассионарностью», то «сознательностью»? Транс от членения смыслов на звуки? Обессмысливающе-освобождающих помаваний?
Вот! Не берусь судить, смеет ли кому нравиться глагол «помавать», его кривая редукция к корню «пома-», минуя когнаты вроде «мановения» либо непроясненную общую основу с «манкированием» /«минованием». Ладно бы еще в ироничном ключе, когда передаваемая притязательность (вроде отчетов брайтонских ученых или крайнезападных атташе под зонтиком энкао, прочих розовых касок и зевательно-отчихательных кабэ) самосекома. Известный ли оппозиционер, окормляющий жестами-пассами отчаянно презираемую таргет-аудиторию; именитый ли религиовед, грозящий очередному церковно-безграмотному новоначальному тонкостью имеющего воспоследовать остракизма неизвестно, что здесь было бы менее уместным: фаллические иннуэндос или попытки примерить сирекомый глагол в ошельмовывающем ключе по отношению к дитяти. Всяко, не всякий кобздарь осмелится на самопохороны подобного рода-разряда с соответствующей гарантией невоскрешения репутации.