Именно для этих групп нынешняя ситуация чрезвычайно жестка. Поскольку у них нет достаточного для независимости культурного капитала, перед ними альтернатива: принимать тот книжный поток, который есть, либо отказаться от него. Но реальное поведение в большинстве случаев снимает такой выбор. Как показывают специальные исследования, до определенного возраста идет интенсивное усвоение того, что дают (понятно, в рамках того, что есть), но с достижением известного уровня зрелости и читательской компетентности интенсивность чтения в наиболее широких слоях резко падает. Меняются интересы, стандарты вкуса, оценки. Дальнейшее горение становится невозможным без нового культурного топлива.
Возникает парадоксальная ситуация: от имени широкого читателя его лишают необходимого и возможного тематического многообразия предшествующей культуры, заставляя читать малоизвестных ему и не авторитетных для него современных авторов. Напротив, для авторских групп с самой высокой квалификацией закрываются возможности выхода в свет из-за того, что не хватает-де ресурсов даже для книг, предназначенных массовому читателю. Так последовательно снижается выпуск специальной и научной литературы, прежде всего монографического типа. Например, издательство «Экономика» снизило с 40 процентов до 17 планируемый выпуск книг, не собравших более 5 тысяч заявок. То же происходит и в крупнейшем издательстве по общественным наукам «Мысль», и в других такого же типа. Если учесть, что средний тираж научной книги, «написанной трудно понятным широкому читателю языком», составляет 2 тысячи экземпляров, то последствия этого вполне очевидны. Стоит только до конца провести такой подход во всех научных и университетских издательствах, как возможность возникновения новых направлений в науке, и так, прямо скажем, невеликая, будет благополучно сведена к нулю. Например, «Лекции по структуральной поэтике» Ю. М. Лотмана, давшие начало семиотической школе, сейчас просто не смогли бы выйти в свет.
Мы не хотели бы быть понятыми так, что все большие тиражи следует срезать, а все малые поднять. Иные малые стоило бы еще уменьшить, дело ведь не в цифре, а в размере аудитории, которым этот тираж обоснован. Скажем, участились жалобы на то, что залеживаются поэтические сборники молодых авторов, несмотря на все усилия работающих с ними редакторов. На них устанавливается тираж в 510 тысяч. Но он и не может разойтись, поскольку в таком назначении не учитывается действие механизмов социальной организации литературы. Для авангарда, еще не имеющего признания, необходим тираж максимум в 500800 экземпляров, поскольку этот выпуск предназначен не широкой публике, а экспертной группе компетентных литературных критиков, культурных знатоков, рецензентов, высококлассных и авторитетных любителей поэзии, литературоведов, способных оценить новое, произвести среди дебютировавших обязательную селекцию и отбраковку (ибо лишь они владеют необходимой для этого культурной рамкой литературной традицией). Если же дать такой книжке больший тираж, то даже в нашей стране с ее гигантской читательской аудиторией он непременно «ляжет» на складах, что обычно и случается.
В принципе, в любой области, включая и науку, экспертная группа группа первоочередного прочтения гораздо меньше указанных объемов. Новизну идеи, глубину работы в любой научной сфере в состоянии оценить максимум 300500 человек, работающих в смежных областях, и с учетом временно́й перспективы в 57 лет это и составит необходимый тираж научного издания в 10001500 экземпляров. Завышение же тиражей первой публикации свидетельствует, что работа ориентирована не на высококлассных специалистов, стало быть, не несет в себе риск оригинальной идеи или новейшей информации, что она адресована, скорее, околонаучной публике с неизбежно сниженным порогом компетентности.
В то же время издательская система должна быть достаточно гибкой, чтобы в случае признания и успеха книги тут же дать ей расширенный тираж, представив ее гораздо более широкому кругу специалистов и молодых ученых, читателей, непосредственно не связанных с данной темой. Но именно такой гибкостью наша система и не обладает. Поэтому книги, широкий успех которых гипотетичен, раз уж попали в план, издаются со значительным запасом, «на вырост». И в этом случае больший, чем нужно, тираж говорит вовсе не о заботе издателей о прогрессе в науке или литературе, а о том, что издатель не понимает интересов той дифференцированной, узкой отрасли науки или культуры, где производится новое знание и видение, не понимает самого смысла существования и деятельности подобных групп. Наука, как и литература, нуждается в своего рода напряжении, гонке за лидером, а это невозможно без максимально широких возможностей первой публикации. Злой парадокс завышенные тиражи для немногих оборачиваются нулевым для многих: «Ведь у нас нет бумаги!»