А мы как раз про него сплетничаем, тихо произнесла Валентина, тем не менее выдохнув спокойно: главное, что это не грабители.
Николай Олегович не ответил жене. Он молча подошёл и открыл дверь.
Внутрь буквально ввалился Иван Фирсов.
Закрой! Закрой! заорал он.
Ваня, что с тобой?! воскликнула Валентина.
Да закройте же вы дверь! его голос сорвался, и старик закашлялся.
Николай поспешил исполнить его требование. Беглого взгляда хватило, чтобы понять, что его друг находится в ужасном состоянии: грязная и рваная одежда, к тому же явно на несколько размеров больше, ссадины и порезы на лице и руках. А самое главное глаза Ивана. В них застыли такая боль и такой ужас, что Николай Олегович даже не решался его о чём-либо спрашивать. Поэтому он облегчённо вздохнул, когда жена произнесла приказным тоном:
Так! Ты что, не видишь, в каком человек состоянии? Дай ему воды, отведи в ванную и принеси чистую одежду. Потом покормим, и уже только после этого будут вопросы. И не забудь налить ему рюмку коньяка.
Иван благодарно кивнул, но боль в глазах не исчезла.
Николай повёл своего друга в ванную.
Только сам не пей, а то я тебя знаю! крикнула им вдогонку Валентина.
Уже через полчаса Иван сидел за столом, причесанный и чистый. Старик буквально за несколько минут проглотил всё то, что было на его тарелке. Но от добавки отказался. Он отставил тарелку и с мрачным видом рассматривал свои руки.
Ваня, что произошло? Где Ира? Валентина первая нарушила томительное молчание.
Ира Моя жена Она Мертва
Николай вскочил, но, почувствовав боль в спине, сел обратно.
Как? Когда? Валентина поняла, что если не сядет, то упадёт прямо сейчас. Хорошо, что совсем рядом оказался стул.
Иван закрыл лицо руками и стал рассказывать:
Это всё наш сын Вадим. Этот санаторий Будь он проклят! Это совсем не то, что вы думаете!
То есть как это? не понял Николай.
Там есть официальный корпус, так вот, там всё идеально: процедуры, уход и чистота, отдельные апартаменты. Мы пробыли там три дня, думали, что попали в сказку. Решили, что вот наконец отдохнём, как короли. Но затем, ночью, нас перевезли в неофициальную часть «Счастливой жизни».
Вы что, добровольно согласились? спросил Николай Олегович. Они же не силой вас туда затянули? Или
Да нет, конечно! Видимо, подмешали что-то за ужином, вот мы и потеряли сознание, а пришли в себя уже утром в помещении, которое даже трудно тюрьмой назвать. Охранники там просто звери измываются над стариками, как хотят. Это страшно, я видел их лица и глаза они как будто получают от этого удовольствие. На наших глазах одного старика подвесили за руки под потолком, он провисел так два дня, пока не умер. А ведь ему всего лишь захотелось лишнего кусочка хлеба. Эти чёртовы охранники сказали, что еда выдаётся по очень строгим нормам.
Ну это же не блокадный Сталинград! воскликнул Николай Олегович.
Ты знаешь, дружище, именно это он им и сказал. Как я уже говорил они его убили.
Он умер? ужаснулась Валентина.
Да! стукнул кулаком по столу Иван. И не он один! Там почти каждую ночь кого-то убивают, на потеху руководству.
Не может такого быть! замотал головой в разные стороны Николай Олегович. Я разговаривал с Вадимом, он сказал, что у вас всё хорошо, что вы отлично отдыхаете.
Ты что, не понимаешь?! Это мой сын нас туда и упрятал! Наш «золотой» и послушный мальчик!
Я не верю, это звучит, как бред! развёл руками Николай. Он посмотрел на свою жену в поисках поддержки, но её лицо выражало лишь тревогу и ужас.
А откуда я, по-твоему, такой потрёпанный припёрся?! огрызнулся Иван. Думаешь, что я просто решил ночью, полураздетый, прогуляться по лесу, обнимаясь с репейником?! Эти сволочи убили мою Иру!
Последние слова Фирсов произнёс с таким надрывом, что Николай тут же мысленно себя обругал за недоверие.
Ну всё! Я тебе верю! он погладил друга по руке.
Что случилось с Ирочкой? спросила Валентина. В её глазах стояли слёзы.
Мы пробыли в нижнем корпусе неделю. Почти без еды. Сырость сделала своё дело, и мой ревматизм стал давать о себе знать. Боли были очень сильные. Мне казалось, что спина вот-вот треснет. Видя, как я страдаю, Ирочка попросила охранника позвать врача. Но тот только рассмеялся в ответ и сказал, что «пришло время показать всяким полудохлым отбросам, что жизнь только для молодёжи». Она стала настаивать, но они её попросту игнорировали. Ира стала умолять, просить, взывать к их совести. Я пытался её остановить, но у неё началось что-то вроде истерики.