Здоро́во. Ты не знаешь, где тут Михалыч для меня ключи оставил?
Вон, у тисков лежат.
А, вижу. Костик, я всё спросить хотел, ты чего-то Даше насчёт Алки говорил?
Тут Костя и струхнул. Одно дело с Дашкой разговоры вести, даже приятно почувствовать в себе некое благородство защитника. И совсем другое этот вот, дурной сила есть ума не надо. Как ему сказать, на что Аллочка его, Костю, подбивала? Кто его знает, Кирку, какая дурь ему в голову вдарит? А ну как с Елецкой разборки устроит? А для начала вложит горячих ему? Да на кой чёрт надо такое счастье?! Ох, язык поганый! Ведь мог бы сообразить, что Дарья передаст весь разговор Кирке, ой, придурок! Теперь хоть так, хоть так всё одно крайним будешь. Вот и выбирай между хреном и редькой.
Всё это мигом пролетело в голове у Костика, тогда как он старательно крутил чего-то в моторе, склонившись так низко, что лица его Кириллу видно не было. Потом Костя разогнул спину, и, вытирая ветошью руки, испачканные солидолом, поглядел на Кирилла.
Да так я Показалось.
Чего тебе показалось? Когда?
Ну когда-когда Алка-то перед тобой хвостом мела, что, нет, скажешь? Это ты хоть кого спроси. А ты ей ноль вниманья, два презренья. Нет, скажешь? Так, думаешь, её теперь не берёт зло, что ты с Дарьей, а не с ней.
Ты чего-нибудь слышал или видел? Почему ты заговорил об этом с Дашей?
Да ничо я не слышал! У меня своей головы нет, что ли?
Ох, Костик, ты Костик Ты, конечно, голова, это хоть кто скажет. Только догадки свои, на будущее, держи при себе, идёт?
Ну, я как лучше хотел, пожал Костя плечами.
А если сильно захочется рассказать чего, то давай прям мне, договорились? Про Дашу я тебе говорил уже. Помнишь?
Помню-помню, заторопился заверить Костик. А я ей что? Я ничего плохого ей
Дак и не надо Даше от тебя ничего: ни плохого, ни хорошего. Держись от неё подальше, в следующий раз я ведь могу не быть таким смирным. Дарье спасибо скажи.
На том они и расстались. Костя не верил, что удалось так легко отделаться от Кирилла. Он радовался и злился на себя, на Кирку и даже на Дарью ведь он ей сказал, не Кирке! Но одновременно чувствовал что-то неожиданно тёплое к ней: «Ишь как Дарье спасибо скажи! Вот так тебе, дуролом рукастый, думал он про Кирилла, нашлась на тебя управа! Молодец, кнопка! Ну, а что передала разговор Дак, а как? Тоже правильно. Но теперь всё, не дай Бог ещё какое слово вякнуть! Лучше язык откусить. Про меж Алки и Кирки оказаться нет уж, ваши разборки мне нужны как прошлогодний снег. Да и не сделает ничего Алка, при таком-то стороже Дарья как в швейцарском сейфе».
Кирилл тоже некоторое время размышлял ещё об Костике, об Аллочке, и пришёл к выводу, что пустое всё, дурацкие Костикины фантазии. То ли он перед Дашунькой хотел выставиться («И не без успеха», улыбнулся Кирилл), то ли а Бог его знает, чего взбрело в пустую голову!
Алка да, тут Костя прав, не раз парни посмеивались над Кириллом, наблюдая, как Аллочка строит ему глазки да шмыгает туда-сюда мимо, при том едва не задевает его. Кириллу её ужимки все ясны были, то забавляли, то раздражали, но, в общем-то, он мало обращал на неё внимания: «Дурочка молодая. Мнит себя Мальвиной, да и пусть играется, ему-то что».
Но то было раньше. Теперь Алка повзрослела, и это ей пошло на пользу, перестала дурью маяться.
Эх, не почуял Кирилл, как сильно он ошибается. А ведь тот разговор с Костиком Шалым мог переменить многие судьбы.
Глава 11. Моделирование процессов
Галину Георгиевну подвело чутьё психолога, которое она ценила высоко и которому привыкла доверять. Думала, что Аллочка со всеми думками и желаниями своими как на ладони ей, матери, видна, а получилось, что дочку она знает плоховато.
Хотя совет её пришёлся в точку: от Аллочкиного уныния и следа не осталось. Теперь была она весела, смешлива, глазки опять заблестели.
По вечерам, укладываясь в постель, она звала капризно:
Мам! Ты что ли ко мне не придёшь? ей не терпелось посекретничать с матерью и рассказать все впечатления прошедшего дня.
Она совсем с другим настроением, даже с удовольствием, рассказывала про то, что прежде её до слёз раздражало: например, как Кирилл встретил Дашку из школы, как позвал к себе в машину. Аллочке очень понравилась игра в перевертыши перетолковать увиденное на свой лад, высмеять язвительно. Она не упускала ни малейшей возможности поиздеваться над соперницей, а поскольку на людях продолжала с успехом играть придуманную себе роль, то настоящей могла стать только при матери. Вот ей Аллочка и рассказывала, хихикая, какое старое пальто у Дашки, как она оделась на школьный вечер, какая она корова неуклюжая, потому что запнулась и чуть не растянулась посреди зала у всех на виду Разговоров таких было не переговорить и не переслушать.