Добрый вечер! поздоровался Ной как-то рассеянно и сразу же добавил: С праздником!
Его голос звучал несколько удивленно и, может быть, даже испуганно.
С праздником, ответили мужчины спокойно.
Садись, посиди с нами, приятным голосом и с дружелюбной интонацией произнес сорокалетний прадед из прошлого века.
Ошарашенный, загипнотизированный Ной присел напротив. Нечто на редкость абсурдное, что-то вроде «а не третейский ли это суд?» промелькнуло у него в голове.
Мы знаем, что тебе тяжело, произнес тот, который был сорокалетним отцом.
И хотели бы тебе помочь, добавил сорокалетний дед.
А как вы здесь неуверенно, сбивающимся от удивления тоном начал Ной.
Переглянувшись, все трое улыбнулись.
Мы хотим тебе помочь, ответил за всех прадед.
Не волнуйся, произнес знакомый женский, но более молодой голос.
Посмотрев влево, он увидел бабушку, молодую и красивую. От нее буквально исходило тепло. Несмотря на всю неординарность обстановки, Ной начал ощущать труднообъяснимое спокойствие. Испуг прошел, и он даже почувствовал своеобразный уют в этой странной и непонятной атмосфере. Изначальное напряжение таяло на глазах, и ему на смену приходил какой-то неописуемый поток комфорта, тепла с оптимальной мерой расслабленности и легкости.
А как вы мне можете помочь? постепенно обретая смелость и слыша свой голос как бы со стороны, спросил Ной.
А в какой помощи ты нуждаешься? негромко, но четко, приятным баритоном, вопросом на вопрос ответил прадед.
Даже не знаю. У меня все не так сказал Ной медленно, задумался, вдруг начиная осознавать, что не может конкретно сказать: что же с ним не то.
Ну, это несколько абстрактно в тон ему ответил дед.
Да, попробуй-ка поконкретнее, вставил отец.
Мне, по-видимому, придется переписывать план моей диссертации, сказал Ной неуверенно.
И что? почти в голос спросили все трое. Это прозвучало, как эхо поколений.
Это ведь твое первое предложение темы? спросил дед. Так что это вполне закономерно.
Отец постоянно критикует меня, почему-то сейчас решил пожаловаться Ной.
Родители часто так поступают, примиряюще сказал прадед. В этом выражается их озабоченность. Тебе ведь не хотелось бы ощущать их равнодушие? Думаю, что когда-нибудь ты поймешь и это.
Почти все мои сверстники уже давно устроенные, у всех семьи, карьеры, опустив голову, Ной продолжал взывать к сочувствию предков.
Но ты же прекрасно знаешь из жизни, литературы и истории, что не у всех все получается одновременно, ласково отозвалась бабушка.
Нет, ты не говоришь нам того, что беспокоит тебя на самом деле. Все, что мы тебе сейчас сказали, ты и сам прекрасно понимаешь, сказал прадед.
В комнате установилась тишина, и впервые с начала этой странной встречи Ной почувствовал какое-то напряжение, хотя ничего тревожного вокруг не было. Напротив, ощущая некоторый дисбаланс, он понял, что от него ждут ответа. Того ответа, в котором отразится то, что пока неведомо ему самому, из-за чего он и не может обрести внутреннее равновесие, столь необходимое ему, чтобы жить полной жизнью.
Ной словно выдавливал из своего подсознания, как из тюбика, созревавший ответ.
Я боюсь, что все написанное мной до сих пор действительно ничего не стоит и что, в лучшем случае, если создам еще что-нибудь, оно будет на том же уровне. Я боюсь, что мне больше не из чего лепить. У меня нет темы, нет стержня, нет героев и, по-видимому, нет таланта, на который я так надеялся, он выпустил, как пар из кипящего котла, всю свою боль, сам себя ошарашив собственным откровением.
Боль обрела силуэт не только для троих мужчин и женщины, беззвучно слушающих его, но и для него самого, до сих пор не способного в себе эту боль распознать.
Что-то можно написать даже ни о чем. Вопрос как! А наличие интересного материала и определенные способности, позволяющие перенести его на бумагу, не делают человека писателем. Иногда требуется написать целую книгу, чтобы в этом убедиться, серьезно сказал отец.
Мало кто из известных и даже знаменитых писателей сделался таковым после первого произведения. Толстой учился сначала на факультете восточных языков, а затем на юридическом, так и не закончив ни того, ни другого. Чехов в гимназии дважды оставался на второй год. Не нам тебе, эксперту по литературе, говорить об этом. Подобный литературный образ фигурирует во многих произведениях. Даже мне, не самому изощренному поклоннику изящной словесности, хорошо запомнился Мартин Иден почитаемого тобою Джека Лондона. Можешь не сомневаться, что многое в описании этого грубого, постепенно отшлифовывающего себя моряка, такой мэтр литературы как Джек Лондон позаимствовал из собственного опыта, продолжил он.