Ной прекрасно понимал, что так называемый оптимальный мужской возраст, к которому он начал приближаться, интересовал его потому, что к этому времени следовало иметь за собой кое-какие существенные достижения, если им вообще суждено было быть. Настояв на своем пути, он как-то подсознательно обещал себе компенсировать обиду близких достижением более существенным, чем просто степень доктора. Оптимального возраста в его понимании мужчина достигал тогда, когда опускающаяся кривая его физических возможностей пересекалась с поднимающейся кривой его опыта и мудрости, другими словами интеллекта. В этот период мужчина, по его мнению, достигал своего максимального уровня расцвета способностей. Лучший возраст для их реализации, считал Ной, начинался где-то в районе сорока лет и заканчивался к пятидесяти. Он осознавал наличие статистической погрешности в определении этого жизненного периода, но она только должна была подтверждать его гипотезу. Ведь погрешность обычно говорит о наличии правила.
Под конец трапезы, когда все начали ощущать несколько утомительную и слегка усыпляющую истому, отец сделал ожидаемый ход.
Ну, как дела в академическом мире? Были ли какие-нибудь революционные открытия в литературе за последнее время? спросил он, ставя на блюдце кофейную чашечку.
Ной хорошо помнил колкие реплики отца вроде «Если человек пишет в стол, это значит, что он пишет для мебели?» или «Хватало слов, но не хватало мысли. Когда хватало мысли, не хватало слов»
Папа, ну к чему этот сарказм. Искусство, как ты отлично знаешь, это не наука, где постоянно происходит революция. Единственная заметная динамика в литературе это неуклонно растущее количество пишущих людей. И почти все из них хотели бы называться писателями. Это объясняется и высокой грамотностью населения, и доступностью литературы, и возможностью и легкостью опубликования текстов благодаря Интернету. Если когда-то, ну, допустим, во времена Александрийской библиотеки, несмотря на ее богатство, доступ к ней был ограничен в первую очередь неумением большинства населения читать, то теперь мы практически все читатели, и любая литература нам доступна через компьютер.
Полагаю, что соотношение писателей и читателей не особенно изменилось в пропорциональном соотношении, начал было отец развивать свою гипотезу о спросе и предложении в искусстве в разные исторические периоды.
Ты полагаешь, что, не будь у «пророка» своего мнения о содержимом книг в Александрийской библиотеке, грамотность населения продолжала бы расти? спросил дед.
Несомненно. Спрос порождает предложение и наоборот. Однако насилию власти искусство мешало всегда. Оно, и в первую очередь литература, стимулировало «ненадежный элемент», который был опасен для власти даже в неграмотном обществе, ответил Ной.
Да-да, мы все читали Вольтера. Он, кстати, был тот еще тип скользкий, хитрый, но в некоторых случаях и весьма щедрый, хотя, по-видимому, расчетливый, вставил отец. А как же насчет соотношения писателей к читателям в качественном смысле?
Если мы говорим о художественной литературе, то еще со времен Ренессанса, грубо выражаясь, в спросе на искусства вообще, а на литературу в частности, наблюдается постоянный рост как среди потребителей, так и среди поставщиков. Знаковой фигурой в этот эмбриональный момент эволюции литературы является Эразм Роттердамский1, ответил Ной.
Тебе все-таки нужно было стать экономистом. Ты говоришь об искусстве, как экономист, перебил его дед.
Это было специально для тебя, дедушка, улыбнулся внук.
Мне кажется, что не только как экономист, но и как историк. А вот скажи-ка мне, универсальный литератор, какова все же тема твоей диссертации? Она ведь не на тему исторического развития литературы? И, я думаю, не о ее экономической целесообразности? Полагаю, избранная тобой тема не ставит перед автором задачу раскрыть роль юриспруденции в литературе? Растиньяк2, пожалуй, самый яркий известный мне юрист в литературе, да и он не делает особой чести профессии, продолжил язвить отец. Литература и юриспруденция явно не братья-близнецы.
Литература и история гораздо ближе, почти как юриспруденция и экономика. В этих парах всегда гораздо больше интеракции и взаимопроникновения.
Так какова же твоя тема? с интересом спросил дед, возвращаясь к вопросу сына.