- Что ж, мистер Мепболд, если пришел нам конец, мы его встретим, как подобает мужчинам, - назначайте любой день. Извините уж, что я так попросту.
Мистер Мейболд кивнул.
- Мы только думали, сэр, что перед другими приходами будет неловко, если такой старинный хор прикончится потихоньку, ни с того ни с сего, где-то там после пасхи. А вот, если бы наш конец пришелся на рождество, это было бы как-то торжественней; обидно все же сойти на нет где-то между праздниками, в воскресенье, у которого и своего названия-то нету.
- Да, да, это справедливое желание, должен признать, что желание это справедливо.
- Видите ли, мистер Мейболд, нам ведь тоже - я вас не слишком долго задерживаю, сэр?
- Нет, нет.
- Нам ведь тоже нелегко - особенно моему отцу. Возчик с такой горячностью убеждал священника, что сам не заметил, как подошел к нему почти вплотную.
- Конечно, конечно, - согласился мистер Мейболд, отступая немного, чтобы лучше видеть собеседника. - Все вы энтузиасты своего хора, и я этому очень рад. Равнодушие - это даже хуже, чем заблуждение.
- Совершенно правильно, сэр. Я вам больше скажу, мистер Мейболд, продолжал Рейбин проникновенным тоном, еще ближе надвигаясь на священника, мой отец до того любит музыку, просто удивительно.
Священник отступил еще немного, а возчик тоже вдруг сделал шаг назад, чтобы священник мог видеть его отца, и указал на старика рукой.
Уильям Дьюи заерзал в кресле и, из вежливости чуть-чуть улыбнувшись самыми уголками губ, подтвердил, что он и вправду очень любит музыку.
- Вот видите, сэр, - продолжал Рейбин и, взывая к чувству справедливости священника, искоса поглядел ему в глаза. Тот, судя по выражению его лица, очень хорошо все видел, и обрадованный возчик рванулся к нему с каким-то даже неистовством и остановился так близко, что пуговицы их жилетов только что не соприкасались. - Если бы вы, или я, или еще кто из молодых погрозил отцу кулаком, - вот так, к примеру, - и сказал: "Откажись от музыки!" - Возчик отошел к сидевшему на стуле Лифу и поднес кулак к самому его носу, отчего тот в испуге прижался затылком к стене. - Не бойся, Лиф, я тебе ничего не сделаю, это я просто, чтобы мистеру Мейболду было понятнее. Так вот, если б вы, или я, или еще кто погрозил бы отцу кулаком и сказал: "Выбирай, Уильям, - музыка или жизнь!" - он бы ответил: "Музыка!" Такой уж он человек, сэр, и такому человеку очень обидно, когда его гонят взашей вместе с виолончелью.
Возчик опять вплотную подступил к священнику и с чувством посмотрел ему в глаза.
- Вы правы, Дьюи, - ответил мистер Мейболд и попытался отклонить назад верхнюю часть туловища, не двигаясь с места, но убедился в неосуществимости этого маневра и отступил еще на дюйм, оказавшись в результате многократных отступлений плотно зажатым между креслом и краем стола.
В тот момент, когда служанка возвестила о приходе музыкантов, мистер Мейболд как раз обмакнул ручку в чернильницу; когда депутация вошла в его кабинет, он, не вытирая пера, положил ручку на самый край стола. И вот теперь, шагнув назад, он задел полой сюртука за перо, и ручка свалилась сначала на спинку кресла, затем, перевернувшись в воздухе, на сиденье, а затем со стуком упала на пол.
Священник нагнулся за ручкой; нагнулся и возчик, желая показать, что, как бы ни были велики их разногласия в вопросах церковной музыки, он не настолько мелок душой, чтобы это отразилось на его личных взаимоотношениях со священником.
- Это все, что вы мне хотели сказать, Дьюи? - спросил мистер Мейболд из-под стола.
- Все, сэр. Вы на нас не в обиде, мистер Мейболд? Мы ведь просим не так уж много, - отозвался возчик из-под кресла.
- Разумеется, разумеется. Я вполне вас понимаю, и у меня нет никаких причин на вас обижаться.