Передать веселую гримасу и не менее веселый тон, каким Дюмулен произнес и проскандировал это заявление, было бы невозможно; громкий хохот раздался среди слушателей.
— Архиолоническая? — сказала Роза. — Что это за зверь такой? Есть ли у него хвост? Умеет ли он плавать?
— Оставь, пожалуйста, — прервала ее Королева Вакханок, — это все громкие слова; ученые фокусники их очень любят… Это нечто вроде кринолина: раздуто чрезвычайно, а в середине пустота… Наливай-ка, Нини, шампанского. Роза! За здоровье твоего Филемона! За его возвращение!
— Выпьем лучше за успех его выдумки, чтобы ему удалось вытянуть деньжат у тупой и скаредной семейки… Шутка-то была придумана неплохая!
— Роза!.. Иди сюда… Я готова расцеловать тебя за умную выдумку, — кричал Нини.
— Спасибо… А что скажет муж?
— Роза, смею тебя уверить… Апостол Павел… слышишь, святой апостол Павел…
— Ну, и что же дальше, прекрасный апостол?
— Святой Павел категорически утверждал: «женатые должны жить так, как будто не имеют жен».
— Это меня не касается… это дело Филемона!
— Так-с… Но божественный Боссюэ, поклонник удовольствий и друг разума, прибавляет: «значит, и замужние женщины должны так же жить, как будто не имеют мужей»note 3 . Поэтому мне остается раскрыть вам свои объятия, милая Роза, тем более, что Филемон вам даже и не муж!
— Не спорю! только, к несчастью, вы слишком уродливы!
— Это резон!.. Пью за здоровье Филемона и за успех его выдумки насчет денег!
— Вот и прекрасно… И пусть денег будет как можно больше… Они не лишние в студенческой жизни!
Все приняли участие в тосте с возгласами одобрения.
— С разрешения Королевы и ее двора, прошу позволения предложить еще один тост, — продолжал Дюмулен. — Дело идет о вещи, весьма схожей с выдумкой Филемона… Надеюсь, что этот тост принесет мне счастье!..
— В чем дело?
— Да здравствует моя женитьба! — сказал Дюмулен, поднимаясь с места.
Эти слова породили взрыв криков, смеха и оглушительного топота, причем Дюмулен кричал, топал и хохотал громче всех других, широко разевая огромный рот и усиливая страшный шум своей трещоткой, которую он вытащил из-под стула. Когда буря улеглась и все немного успокоились, Королева Вакханок встала и провозгласила:
— Пью за здоровье будущей госпожи Нини-Мельничихи!
— О, Королева! Меня так тронула ваша любезность, что я позволю вам прочесть в глубине моего сердца имя моей будущей супруги: ее зовут вдова Оноре-Модеста-Мессалина-Анжела де ла Сент-Коломб!
— Браво! Браво!
— Ей шестьдесят лет, и тысячи ливров ее ренты куда многочисленнее количества волос в ее седых усах и морщин на лице. Она такая пухленькая, что ее платья хватило бы на палатку для всей нашей честной компании; на будущий год я надеюсь представить вам свою будущую супругу в костюме пастушки, сожравшей все свое стадо! Ее хотели обратить, а я решил совратить: это веселее, и ей больше будет по душе. Надеюсь на вашу помощь, господа, относительно всякого рода вакхического и капканного просвещения!
— Просветим насчет чего хочешь!
— Вот канкан, но в сединах! — запела Роза на известный мотив.
— Зато седины внушат почтение полицейским!
— Мы им скажем: «Уважайте ее: быть может, и ваша мать доживет до таких лет!».
В эту минуту Королева Вакханок поднялась со стаканом вина в руке; на ее губах играла горькая и насмешливая улыбка.
— Говорят, к нам идет в семимильных сапогах холера! — воскликнула она. — Я пью за здоровье холеры!
Она выпила залпом. Несмотря на буйную веселость компании, этот возглас произвел мрачнее впечатление. Как будто электрический ток разом пробежал по собранию. Лица всех стали серьезны.
— Сефиза! — с упреком произнес Жак.
— За холеру! — бесстрашно повторила Королева Вакханок.